Читаем Рассказы, не вошедшие в сборники полностью

Мисс Виллертон долго глядела на пишущую машинку. Потом вдруг восторженно забарабанила кулачками по столу.

— Ирландцы! — взвизгнула она. — Ирландцы!

Мисс Виллертон всегда обожала ирландцев. Их акцент казался ей очень музыкальным, а их история — просто великолепна! А какой народ, восторгалась она, это же ирландский народ! В них, таких рыжеволосых, широкоплечих, с густыми вислыми усами, — чувствовалась настоящая сила духа.

<p>ГЕРАНЬ</p>

Старый Дадли устроился поудобнее в кресле, постепенно принимавшем форму его тела, и уставился в окно. Он смотрел на расположенное в пятнадцати футах от него окно дома напротив из потемневшего красного кирпича и ждал, когда появится герань. Около десяти утра там всегда выставляли на карниз герань и убирали в половине шестого вечера. Бывшая соседка, миссис Карсон, тоже держала на окне герань. Там, где он жил раньше, было полно герани, и гораздо более красивой. «У нас-то герань шикарная, думал Старый Дадли.— Не чета здешним чахлым кустикам с бледно-розовыми цветочками и зелеными бумажными бантиками». Герань в окне напротив напоминала старику о сыне Гризби, больном полиомиелитом мальчике, которого каждое утро вывозили на инвалидной коляске из дома и оставляли во дворе сидеть и щуриться на солнце. Лутиша посадила бы герань в землю перед домом и через несколько недель у нее вырос бы роскошный куст, достойный всяческого восхищения. Люди, живущие напротив через переулок, не возились со своей геранью. Они просто выставляли растение жариться на солнце день напролет, причем ставили так близко к краю, что ветер запросто мог скинуть цветочный горшок вниз. Герань ничего не значила для них, ровным счетом ничего. Ей нечего там делать. Горло Старому Дадли сдавил спазм. У Лутиши все растения моментально приживались. У Рейби тоже. Он чувствовал ком в горле. Он откинул голову на спинку кресла и попытался подумать о чем-нибудь другом. В последнее время у него почти не осталось мыслей, от которых к горлу не подкатывал бы ком.

В комнату вошла дочь.

— Не хочешь пойти прогуляться? — спросила она чуть раздраженно.

Он не ответил.

— А?

— Нет.

«Сколько еще она собирается стоять здесь!» — подумал Старый Дадли. При виде дочери к глазам у него подступили слезы. Сейчас они польются по щекам, и она увидит. Она уже не однажды видела такое и всякий раз смотрела на него с жалостью. Казалось, она жалела и себя тоже. «Но она избавила бы себя от подобных переживаний, — подумал он,— если бы оставила меня жить в моем старом доме и выполняла свой чертов дочерний долг не столь рьяно». Она вышла из комнаты, испустив тяжелый вздох, который снова напомнил Старому Дадли о той минуте (винить здесь дочь не приходилось), когда он внезапно решил перебраться в Нью-Йорк и жить с ней.

Он мог бы отказаться от переезда в последний момент. Мог бы заупрямиться и заявить, что хочет жить там, где прожил всю жизнь, и, будет она ежемесячно посылать ему деньги или нет, сумеет прокормиться на свою пенсию и случайные заработки. Пусть она оставит свои чертовы деньги себе: ей они нужны больше. Она обрадовалась бы, сними он таким образом с нее все дочерние обязанности. Тогда она могла бы сказать, что если отец умер в одиночестве, то сам виноват в этом. Если он болел и ухаживать за ним было некому, что ж, он сам хотел этого, — могла бы сказать она. Но в глубине души он мечтал увидеть Нью-Йорк. Однажды, еще ребенком, он был в Атланте и видел Нью-Йорк в кино. Фильм назывался «Ритм большого города». В больших городах кипела жизнь и творились важные дела. На какое-то мгновение желание увидеть Нью-Йорк всецело завладело душой Старого Дадли. В городе, который он видел в кино, наверняка найдется место для него! Это средоточие жизни, и там есть место для него! «Да, — сказал он, — я перееду».

Надо полагать, тогда он был болен. Он не мог сказать такое, находясь в трезвом уме и здравой памяти. Он плохо соображал, а она настолько зациклилась на своем чувстве дочернего долга, что вытянула из него согласие на переезд. Зачем она вообще явилась докучать ему своей опекой? Он жил совершенно нормально. Пенсии вполне хватало на хлеб, а случайных приработков — на плату за комнату в пансионе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Белая серия

Смерть в середине лета
Смерть в середине лета

Юкио Мисима (настоящее имя Кимитакэ Хираока, 1925–1970) — самый знаменитый и читаемый в мире СЏРїРѕРЅСЃРєРёР№ писатель, автор СЃРѕСЂРѕРєР° романов, восемнадцати пьес, многочисленных рассказов, СЌСЃСЃРµ и публицистических произведений. Р' общей сложности его литературное наследие составляет около ста томов, но кроме писательства Мисима за свою сравнительно недолгую жизнь успел прославиться как спортсмен, режиссер, актер театра и кино, дирижер симфонического оркестра, летчик, путешественник и фотограф. Р' последние РіРѕРґС‹ Мисима был фанатично увлечен идеей монархизма и самурайскими традициями; возглавив 25 РЅРѕСЏР±ря 1970 года монархический переворот и потерпев неудачу, он совершил харакири.Данная книга объединяет все наиболее известные произведения РњРёСЃРёРјС‹, выходившие на СЂСѓСЃСЃРєРѕРј языке, преимущественно в переводе Р". Чхартишвили (Р'. Акунина).Перевод с японского Р". Чхартишвили.Юкио Мисима. Смерть в середине лета. Р

Юкио Мисима

Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия

Похожие книги