Рассказы (ЛП)

Вопрос был задан так внезапно и неистово, что я чуть не ответил "нет" вместо "да". Потом она сжалилась. - Ну, разумеется, знаете, - сказала она чуть чопорно. - Вы знаете, как там ограничены культурные возможности и как над человеком смеются, если он их жаждет? Или, может быть, этого вы не знаете?

Вопрос был явно риторический. Поэтому я только кивнул, все еще надеясь, что вот-вот услышу в холле шаги мистера де Лейси.

- И даже так, - продолжала она ласково, - вы ведь не принадлежите к женскому полу. А женщину обидеть легче, чем думают джентльмены. Даже Эверард иногда меня обижал, о, не умышленно, и я быстро его прощала, - добавила она с царственным жестом. - А все-таки обижал. - Теперь она несомненно говорила не столько со мной, сколько с самой собой, но от этого мне было не легче.

- Все остальное я могла бы Марвину простить, - сказала она, - пьянство, неуемные страсти, грубые шутки.

В этом и состоит удел женщины - смиряться и прощать. А он шутил насчет того, как я веду хозяйство. А издать мои стихи ему обошлось бы всего в восемьдесят долларов. Для обложки у меня была прелестная гирлянда из ромашек. Я думала, что он станет для меня ступенькой вверх, в маленьком городке лабаз более чем окупался. Но я ошиблась. - Она тихонько вздохнула. Я уже не ждал появления мистера де Лейси. Я мечтал об одном - чтобы мой поезд с грохотом ворвался в комнату и увез меня. Но такого, к сожалению, не бывает.

- Но о разводе я никогда не думала, - продолжал звенящий голосок. Никогда. Раз или два эта мысль у меня мелькала, но я тут же прогоняла ее. И до сих пор этому рада. Ему, я думаю, было бы все равно, - и она широко открыла свои анютины глазки, - но он мог бы серьезно повредить Эверарду, он был очень сильный. Бывало, когда мы только недавно поженились, он носил меня по комнате на одной руке. Мне было страшно, но я всегда смирялась и прощала. И в лавке всегда было так пыльно. От пыли я чихала, а он тогда смеялся. И когда Эверард читал мне Шекспира. Я и в тот вечер чихала, когда вытирала топорище, но никто меня не слышал.

- Когда что делали? - спросил я, и голос мой прозвучал высоко и резко.

- Наверно, это было лишнее, - сказала она задумчиво. - Теперь-то, с отпечатками пальцев, пригодилось бы, но люди они были глупые, и про отпечатки мы знали мало. Но просто выглядело аккуратнее: я уронила его на пол, а пол был грязный. Они там никогда толком не подметали. Он сидел ко мне спиной, читал мои стихи и смеялся. Новые стихи я спрятала, но он их нашел, взломал ящик. А топор был старый, им перерубали проволоку на тюках с кормом. Вы знаете, он не сказал ничего, он все смеялся и пытался встать со стула. Но не успел. Деньги я сожгла в печке, а про платье меня никто и не спросил. Говорят, лимонная кислота снимает кровяные пятна, если сразу, - продолжала она. - Но я решила, лучше не пробовать, хотя платье было очень приличное.

- Но неужели вас... неужели никто... - мямлил я.

- Ну конечно, мистер Роббинз, - отвечала она безмятежно, - вы и не представляете себе, как злобно сплетничают в маленьком городке. Но когда пришли мне сказать, я была в постели, с сильной простудой, любое эмоциональное напряжение вызывает у меня простуду, и в тот день когда мы с Эверардом поженились, я тоже была сильно простужена. И всем было известно, что он засиживался в лабазе ночи напролет, пил там и читал гнусные атеистические книги, например, этого ужасного полковника Ингерсолла {Роберт Ингерсолл (1833-1899) - юрист, политик-демократ до Гражданской войны, в которой участвовал как полковник кавалерии и перешел в республиканскую партию. Много лет вел кампанию за свободомыслие, включившую такие лекции, как "Суеверие", "Некоторые ошибки Моисея" и прочие подобные сюжеты, критикующие богословие и Библию с позиций рационализма.}. Старые кошки уверяли, что он боится идти домой. Боится меня! - сказала она с предельной непосредственностью. - Чего только люди не скажут! Вы что думаете, говорили даже про Эверарда, хотя все знали, что он уехал с отцом, повез овощи на рынок. Я об этом подумала, когда пошла в лавку.

- А между тем, - сказал я, - вы жили в Гошене, вы вышли замуж за мистера де Лейси только через год.

- Год и один день, - поправила она. - Но через шесть месяцев я перешла на частичный траур. Я знаю, может, я поторопилась, но я решила, что это ничего, раз я буду помолвлена с Эверардом. - И на щеках у нее проступил бледный румянец. - Я ему сказала, что ни о чем таком не буду говорить, пока ношу полный траур, и он выполнил мое желание - Эверард всегда был очень тактичен. Сперва я боялась, что не буду знать, куда девать время. Но оно прошло как-то быстро. Я писала мой первый роман, - объяснила она, благоговейно понизив голос.