Рассказы израильских писателей

Уши Амалека выпрямляются и навостряются, как перед дракой, стоит ему только услышать голос Томми. Томми всегда лает. Ему совершенно безразлично, на кого лаять, что на сапожника, что на разносчика товаров, что на молочника или домовладельца. Он даже на грудного ребенка лает. И лай-то у него необычный, он похож на вопль, резкий крик или протяжный рык хищника. Можно подумать, что кто-то покушается на его жизнь! Вначале все жильцы дома пугались этого лая, но с течением времени привыкли и перестали обращать внимание на взрывы чувств Томми. Только ухо Амалека продолжало оставаться бдительным и настороженным. Хрипло-кричащий голос Томми напоминал ему, Амалеку, голос невидимого человека, доносившийся из большого ящика, что стоит в столовой. Когда этот невидимка говорил, Амалек подкрадывался к ящику сзади, намереваясь подкараулить его. Однако ожидание было напрасным, и раздраженный Амалек сам начинал лаять на этот странный ящик. В такие моменты его лай был похож на лай Томми.

А еще такой случай с дедушкой. Ну скажите, пожалуйста, какое отношение имеет Томми к дедушке? Что он имеет против него и его молитвенного облачения? Как он осмелился в субботу утром ворваться с диким лаем и наброситься на молящегося старика? Он вцепился ему в одежду и, оторвав кусок материи, убежал с лоскутом в зубах. Вот уж чудо, что в этот момент Амалек сдержался и не вцепился в надушенную одеколоном шею Томми.

Но Амалек знал, что, победив в себе это желание сейчас, он готовит себя для будущей мести, час которой все равно наступит.

Амалек и Томми ежедневно измеряли друг друга взглядами. Но Амалек только ждал момента, чтобы вонзить в этого щеголя и гордеца свои зубы, потаскать его с места на место и пошвырять его, как мяч. И сделать это надо непременно до того, как Томми уедет отсюда.

Пес Куши, приходящий всегда под окно побалагурить, рассказал, что он сам слышал от домработницы хозяев Томми: они собираются возвратиться туда, откуда приехали. Вот что слово в слово сказала домработница: «Они сидят на чемоданах и ждут минуты, когда можно будет уехать отсюда обратно».

Амалек должен рассчитаться с Томми до его отъезда. Да, именно должен!

И этот день наступил.

День был серый, ненастный, моросил мелкий дождь. Садик превратился в сплошные лужи. Амалек опустил нос книзу. Он сидел на подоконнике и следил за струйками дождя, беспрерывно стекавшими по оконным стеклам. Он тосковал. Тосковал по Давиду, своему хозяину, исчезнувшему вдруг вот в такой же ненастный день, как сегодняшний, и пока не появившемуся. Давид больше здесь не живет, не выходит с ним на прогулки вдоль берега моря. Да, он оставил Амалека горевать одного. А кто был сильнее Давида? Кто знал лучше секрет игры, как не он? Его особенный свист мгновенно приковывал внимание Амалека и делал его уши похожими на победоносно поднятые знамена. Давид, бывало, бросит камень, и Амалек стрелой летит за ним. Да, да, стрелой. А когда он приносил камень хозяину, тот снова бросал его, далеко-далеко.

Стоило лишь Амалеку заметить в глазах Давида озорной огонек, как он уже суетился, прыгал, метался туда и сюда. Язык его свисал на сторону, а глаза радостно сверкали. Амалек знал, что он доставляет удовольствие Давиду, хотя последний был, по-видимому, уверен, что подобной игрой доставляет удовольствие ему, Амалеку.

Правда, иной раз Давид заходит домой. Он одет в костюм цвета хаки, от которого пахнет влажной шерстью. Он теперь настоящий солдат, как Яков из соседнего дома или как бывший молочник. Но сейчас, приходя домой, Давид ограничивается лишь тем, что легко и ласково гладит Амалека разок-другой, и все…

Лучи солнца лизали лужи. На ветках деревьев повисли дождевые капли, сверкающие, как жемчуг. На балкон вышли два мальчика: один из них Шимон, а другой — черноглазый, тощий, не умеющий даже произносить на иврите слово «собака». Этот мальчик был из тех, которые недавно прибыли, он еще новичок.

— Смотри, — сказал Шимон, — вот того, что на окне, зовут Амалеком, он — настоящая собака. Ты меня понял?

— Собака, — повторил черноглазый и улыбнулся.

В этот момент случилось что-то непонятное. Томми, не ограничившись своим обычным сумасшедшим лаем, вскочил на подоконник и начал подпрыгивать на месте. Каждый волос на его загривке и на всем теле встал дыбом. Вдруг он устремился вперед, к балкону, к мальчику. Он начал кружить вокруг мальчика с диким лаем и уже готовился вонзить зубы в ногу малыша.

Амалек появился на поле битвы в ту самую минуту, когда зубы Томми уже коснулись ноги мальчика. Этого было достаточно. Томми остановился и, отпустив ногу жертвы, посмотрел на своего врага.

— Итак?

— Давай!

Они стояли друг против друга. Передние лапы упирались в пол. Затем противники резко рванулись вправо, влево и молниеносно скатились вниз, в садик.