Рассказы из всех провинций

Некий преуспевающий купец с улицы Карасумару, удалившись на покой, дал обоим своим сыновьям по пятьсот каммэ наличными. Младший брат постепенно расширил свое дело и через некоторое время нажил состояние в две тысячи каммэ, по крайней мере, так утверждают его родственники. Что же до старшего брата, то уже на исходе четвертого года с тех пор, как в его руки попало наследство, ему пришлось надвинуть на глаза бумажный клобук и отправиться на улицу торговать молотым перцем.

«Если бы нынче выдалась лунная ночь, — размышлял он, слоняясь по городу, — разве смог бы я пойти торговать вразнос? А в темноте еще куда ни шло. Недаром говорится: «Небо не покидает человека в беде!»

Вот так, на улице, этот разорившийся купец и встретил Новый год. А когда, повинуясь привычке, добрел он до дороги, ведущей в Тамбу, откуда рукой подать до веселого квартала Симабара, уже стало светать. Тут вспомнилось ему, как в лучшие времена выходил он из этих знакомых ворот после ночных гуляний с куртизанками. Грустно ему стало — и сразу же заторопился он домой.

В нашем мире все непрочно, даже дверные косяки

Ко всему на свете можно привыкнуть, даже к тому, что внушает нам страх. Дорога, ведущая к веселому кварталу Симабара, самому известному в столице, вьется среди рисовых полей; это та самая «тропа Сюдзяка», о которой поется в модных песенках. Осенью, когда созревает рис, спасая посевы от птиц, в поле ставят пугало, надевают на него старую плетеную шляпу и умело прилаживают к нему бамбуковую палку. Однако коршуны и вороны, привыкшие изо дня в день видеть широкополые соломенные шляпы с выжженным на них клеймом какого-нибудь веселого заведения,[255] принимают пугало за гуляку, в одиночку идущего в Симабару, и вовсе не испытывают страха. Обнаглевшие птицы осмеливаются даже садиться на шляпу, будто это не пугало, а какой-нибудь искатель любовных приключений.

Казалось бы, нет в жизни ничего страшнее встречи со сборщиком долгов. И тем не менее находятся должники, которые даже в последний день года не считают нужным скрываться от заимодавцев.

— С давних времен и доныне за неуплату долгов голову с плеч не сносят, — сказал один из них в последний день года. — Добро бы у меня были деньги, а тут и рад бы заплатить, да нечем, а на нет и суда нет! Если бы все получалось, как хочется, у меня в саду сейчас же выросло бы дерево с деньгами. Только откуда ему взяться? Ведь чего не посадишь, то не вырастет.

С этими словами он расстелил на солнышке в углу сада старую циновку, достал палочки для еды, большой кухонный нож и, хорошенько наточив его, молвил:

— С таким трудом счистил ржавчину с ножа, а в доме нет даже маленькой рыбешки, которую можно было бы им резать. Правда, никто не знает, что случится в следующий миг. Вдруг я сейчас с отчаяния решу покончить с собой и зарежусь. Я свое отжил, мне уже пятьдесят шесть стукнуло, и с жизнью расставаться не жаль. А вот толстопузый богатей, отгрохавший себе дом в самом центре Киото, по воле злой судьбы умер совсем молодым. Ежели бы он соблаговолил в свое время уплатить по моим счетам, то я — без обмана — вспорол бы себе живот и отправился вместо него на тот свет. Клянусь пресветлыми божествами Удзигами и Инари!

И он принялся размахивать кухонным ножом с таким видом, будто в него вселилась лисица. Тут на глаза ему попалась огромная черная курица, с квохтаньем разгуливавшая по саду.

— Тебя-то я и возьму в спутники на тот свет! — крикнул он и одним махом отрубил ей голову.

Сборщики долгов, поджидавшие хозяина в кухне, не на шутку перепугались. «С таким сумасбродом лучше не связываться, — решили они. — Чего доброго, придерется к какому-нибудь не так сказанному слову, да и пустит в ход нож». Подойдя к очагу, над которым грелась вода для чая, кто-то из них сказал:

— Не позавидуешь жене этого господина. Тяжкая выпала ей доля. Жаль бедняжку!

С тем они и отправились восвояси.

Недостойная уловка, к которой прибег этот человек, чтобы не расплачиваться с заимодавцами, оказалась удачной. В один миг он уладил свои дела, даже ни перед кем не повинившись.

На его беду, однако, среди сборщиков долгов оказался приказчик из лавки лесоторговца в Хорикаве. Лет ему было восемнадцать, от силы девятнадцать — совсем недавно стал он выбривать на лбу волосы. Вдобавок уродился щупленьким, точно девушка. Зато нрава был решительного. Пока хозяин дома запугивал его собратьев, он спокойно сидел на бамбуковой галерее и, перебирая четки, которые всегда носил в рукаве кимоно, повторял про себя молитвы. Когда же все разошлись и шум поутих, он обратился к хозяину с такими словами:

— Я вижу, представление окончено. Мне остается только получить с вас долг и откланяться.

— Что ты болтаешь? — возмутился тот. — Люди постарше тебя и те простили мне долги и ушли, а ты все околачиваешься здесь да еще несешь всякий вздор. О каком это представлении ты говоришь?

— В такой день, как нынешний, недостойно прикидываться, будто вы хотите свести счеты с жизнью.

— Как-нибудь обойдусь без твоих поучений!