Рассказы из всех провинций

— Ваша племянница только что благополучно разрешилась от бремени. Я бежала всю дорогу, чтобы поскорее рассказать вам об этом.

Не успела женщина уйти, как явился некий мужчина и сообщил:

— Кудзо-плотник переругался со сборщиками долгов и удавился. Хоронить его будут сразу после полуночи. Родственники почтительно просят вас пожаловать к месту сожжения тела.

Священник еще не опомнился от двух этих известий, как прибежал портной:

— Кто-то украл белое косодэ, которое вы заказали мне к празднику. Если вора найти не удастся, я возмещу вам убыток деньгами.

Вслед за портным пришел человек, который жил с восточной стороны храма.

— Простите за беспокойство, — сказал он. — Но у меня только что обрушился колодец, и я прошу позволения брать воду у вас, пока не пройдут пять дней новогоднего праздника.

Наконец, в храм пожаловал молодой повеса, сын самого знатного в округе прихожанина. Он прокутил целую кучу денег, за что был изгнан отцом из дома. Мать же, по доброте сердечной, решила отдать сына на попечение священника, дабы облегчить участь своего чада хотя бы в дни праздника. Как же можно было ей отказать?

Обычно мы говорим: «как священник в последний месяц года», — имея в виду человека, не обремененного никакими заботами. И напрасно — в нашем мире даже священнику под Новый год достается!

Бойко идет торговля в Эдо!

В наш век, когда в Поднебесной царят мир и благоденствие, все торговцы устремляются в Эдо. Недаром здесь можно найти отделения торговых домов всех провинций. Что ни день, по воде и по суше эдоским оптовикам доставляют бессчетное множество грузов. Да, золота и серебра в нашем мире хоть отбавляй, и достоин сожаления тот, кому не хватает ума прибрать к рукам хотя бы малую толику этого богатства.

С пятнадцатого числа последнего месяца года улица Торитё[287] настолько преображается, что можно подумать, будто это и есть ярмарка сокровищ. Люди подходят только к тем лавкам, где идет новогодняя распродажа, на другие товары даже не смотрят. Чего здесь только нет. Нарядно изукрашенные ракетки для игры в волан, позолоченные и посеребренные молоточки для гиттё[288] и еще много разных дорогих безделиц. Крохотный лук со стрелами, например, стоит две золотые монеты, но покупают его не только для княжеских отпрысков — такую роскошь теперь могут позволить себе и горожане.

Посреди улицы бойко идет торговля с лотков; сюда ручьями стекаются медяки, поблескивает, как снег, серебро.

По мосту Нихонбаси, с которого открывается вид на величественную гору Фудзи, беспрестанно снуют люди, и грохот стоит такой, будто едут сотни телег. Сколько рыбы привозят по утрам на рыбный рынок в районе Фуна-тё! Впору предположить, что ее не ловят, а выращивают, как овощи, хотя страна наша со всех четырех сторон окружена морями.

К зеленным лавкам на улице Суда-тё в Канда подходят навьюченные редькой лошади. Редьки столько, что кажется, будто пришло в движение целое поле. А красный перец в корзинках! Глянешь на него — и мнится, что ты уже не на равнине Мусаси,[289] а у подножия горы Тацута[290] во всем ее осеннем великолепии. В лавках на улице Фарфоровой и Солодовой темно от обилия диких гусей и уток, словно сюда с неба упали тучи. Пестреют разноцветными тканями киотоской окраски лавки на улице Хонтё. На тканях, предназначенных для жен самураев, — картины всех четырех времен года. Ими любуешься, будто прелестью молодой красавицы. А хлопок, которым торгуют на улице Тэмма-тё! Его можно сравнить лишь со снегом в рассветных лучах солнца на горе Ёсино.

Вечером улица залита светом огней, которые зажигаются в лавках. За один только вечер накануне Нового года можно истратить тысячу золотых! Таби[291] и сэтта обычно покупают в последнюю очередь, чуть ли не на рассвете. Однажды к этому времени во всем Эдо не осталось ни таби, ни сэтта. А без них, как известно, не обойтись. Такое могло случиться лишь в Эдо, самом многолюдном из всех городов Японии. Если вечером пара сэтта стоила семь-восемь бу, то после полуночи цена на них возросла до одного моммэ и двух-трех бу, а на рассвете — уже до двух моммэ и пяти бу. Но и такая цена никого не остановила бы, только покупать было нечего.

В другой год раскупили всю рыбу и за пару маленьких окуньков просили восемнадцать моммэ. А когда не уродились апельсины дайдай, их продавали по два золотых за штуку.

И что бы вы думали? Все равно находились покупатели. Другое дело в Киото и Осаке: тамошние жители даже в праздник не станут переплачивать. Недаром говорят, что эдосцы живут по-княжески.

В последнее время, правда, торговцы из Киото и Осаки начали перенимать здешние нравы и уже не трясутся над каждым медяком. Даже золотые монеты не взвешивают с прежним тщанием. Если монета попадется неполновесная, они стараются поскорее сбыть ее с рук без лишнего шума. Все в мире находится в вечном коловращении, а о деньгах и говорить не приходится, так стоит ли суетиться из-за какой-то монеты?