Рассказы из сборника «Семь гонцов»

Они действительно привели меня к своему правителю, один вид которого вселял во всех ужас. К счастью, я сумел объяснить ему, что произошло, и грозный воин рассмеялся над таким удивительным совпадением, велел снять с меня цепи, пожаловал мне богатые одежды и пригласил в свой дворец, чтобы я мог полюбоваться на великолепные свидетельства его побед над народами, населяющими все ближние и дальние острова. В заключение он сказал: „Этот случай, о достославный ученый, носящий мое имя, тем более удивителен, что и со мной однажды, когда я сражался в дальней стороне, которая зовется Европой, приключилась точно такая же история. Я пробирался со своими воинами по лесу, как вдруг навстречу мне вышли неотесанные горцы и спросили: „Ты кто такой, что нарушаешь бряцанием оружия тишину наших лесов?“ — „Я Великий Морро“, — говорю, полагая, что одно это имя приведет их в трепет. Но они лишь снисходительно улыбнулись и сказали: „Великий Морро? Да ты шутишь, наверное! Какое величие может быть у тебя, бродячий вояка? Величие человека — в смирении плоти и возвышенности духа. На свете есть только один Великий Морро, и мы сейчас отведем тебя к нему, чтобы ты сам убедился в том, каково подлинное величие человека“. И они действительно отвели меня в небольшую лощинку, где в жалком шалаше жил одетый в отрепья старичок с белоснежной бородой, проводивший все свое время, как мне сказали, в созерцании природы и в поклонении богу.

Право, никогда еще мне не доводилось видеть человека более спокойного, довольного жизнью и, наверное, счастливого. Но мне, признаться, было уже слишком поздно менять свою жизнь“.»

Вот что рассказал могущественный правитель острова мудрому ученому, а ученый — богатому купцу, а купец — бедному старцу, который пришел к нему в дом просить милостыню. И всех их звали Морро, и каждый из них по той или иной причине получил прозвище Великий.

Когда старичок окончил свой рассказ, в темной камере раздался голос одного из арестантов:

«Если моя башка набита не паклей, выходит, тот окаянный старикашка из шалаша — самый, значит, великий — это ты и есть?»

«Что сказать вам, сынки, — пробормотал старичок, не отвечая ни да, ни нет. — Чего только в нашей жизни не бывает!»

Тут все немного помолчали, потому что некоторые вещи заставляют хорошенько призадуматься даже самых отпетых негодяев.

Свидание с Эйнштейном

Как-то октябрьским вечером после трудового дня Альберт Эйнштейн прогуливался в одиночестве по аллеям Принстона и тут с ним приключилась странная вещь. Внезапно и без всякой особой причины, когда мысли его свободно перебегали от предмета к предмету, словно собака, спущенная с поводка, он постиг то, к чему всю жизнь тщетно стремился в своих мечтаниях. В какой-то миг Эйнштейн увидел вокруг себя так называемое искривленное пространство и успел рассмотреть его со всех сторон, как вы сейчас эту книжку.

Считается, что человеческий разум не в состоянии постичь искривление пространства — не только длину, ширину, глубину, но и еще какое-то загадочное четвертое измерение; существование его доказано, хотя оно и недоступно пониманию человека. Стоит вокруг нас какая-то стена, и человек, несущийся прямо вперед на крыльях своей ненасытной мысли и поднимающийся все выше и выше, вдруг натыкается на нее. Ни Пифагор, ни Платон, ни Данте, живи они до сих пор, тоже не смогли бы ее одолеть, поскольку истина эта не укладывается в нашем мозгу.

Кое-кто, однако, считает, что постичь искривленное пространство все же можно путем многолетних экспериментов и гигантского напряжения мысли. Отдельные ученые — пока вокруг них мир жил своей жизнью, дымили паровозы и домны, гибли на войне миллионы людей, а в тени городских парков целовались влюбленные, — так вот, эти ученые-одиночки благодаря своим героическим умственным усилиям — так по крайней мере гласит легенда — сумели, пусть всего на несколько мгновений (словно какая-то сила вознесла их над пропастью и тотчас же оттащила назад), увидеть и рассмотреть искривленное пространство, эту непостижимую вершину мироздания.

Но об этом феномене обычно не распространялись, и никто не поздравлял героев. Не было ни фанфар, ни интервью, ни памятных медалей, потому что триумф этот носил сугубо личный характер, просто человек мог сказать: я познал искривленное пространство. Ведь у него не было ни документов, ни фотоснимков, ни чего-нибудь еще в этом роде, чтобы доказать, что это правда.

Однако, когда наступают такие моменты и мысль в своем мощном устремлении, как бы найдя едва заметную щелку, прорывается туда, попадает в закрытый для нас мир, и то, что прежде было абстрактной формулой, родившейся и развившейся вне нас, становится самой нашей жизнью, о, тогда в мгновение ока разлетаются в прах все наши трехмерные заботы и печали, и мы — какова сила человеческого разума! — возносимся и парим в чем-то, очень похожем на вечность.