Рассказы из сборника 'Семь гонцов'

Но вот вопрос: где похоронить животное? В городском саду? Нет, нет, в самом центре города нельзя, его жители и так уже натерпелись достаточно. На свалке? Люди переглядывались, но никто не решался высказаться первым. "В инструкциях такие случаи не предусмотрены", - заметил наконец секретарь муниципалитета, выведя всех из затруднительного положения. Кремировать пса в печи? А вдруг после этого начнутся инфекционные заболевания? Тогда зарыть его за городом - вот правильное решение. Но на чьей земле? Кто на это согласится? Начались даже споры: никто не хотел закапывать мертвую собаку на своем участке.

А что, если захоронить ее рядом с отшельником?

И вот собаку, которая видела бога, положили в маленький ящик, ящик поставили на тележку и повезли к холмам. Дело было в воскресенье, и многие воспользовались случаем, чтобы совершить загородную прогулку. Шесть или семь колясок с мужчинами и женщинами следовали за тележкой с ящиком; все старались делать вид, будто им весело. День, правда, выдался солнечный, но застывшие поля и голые ветки деревьев являли не такое уж радостное зрелище.

Подъехав к холму, все высыпали из колясок и пешком потянулись к развалинам древней часовни.

Дети бежали впереди.

"Мама, мама! - послышалось вдруг сверху. - Скорее! Идите сюда, смотрите!"

Прибавив шагу, все поспешили к могиле Сильвестро. С того давно забытого дня, когда его похоронили, никто сюда больше не поднимался. под деревянным крестом на могильном холмике лежал маленький скелет, от снега, ветра и дождя ставший таким хрупким и белым, словно был сделан из филиграни. Скелет собаки.

Волшебство природы

Пятидесятидвухлетний художник-декоратор Адольфо Ло Ритто уже лежал в постели, когда в замочной скважине повернулся ключ. Он посмотрел на часы: четверть второго. Это пришла домой его жена Рената.

Снимая свою шляпку из птичьих перышек, она остановилась на пороге комнаты; на лице ее застыла деланно-непринужденная улыбка. Во всем облике этой тридцативосьмилетней худощавой женщины с тоненькой талией и от природы по-детски надутыми губками было что-то вызывающе бесстыдное.

Не отрывая головы от подушки, муж с укоризной, слабым голосом сказал: "Мне было плохо".

"плохо, говоришь?" - равнодушно спросила она, подходя к шкафу. "да, приступ этих моих ужасных колик... думал, не вынесу..."

"Но теперь полегчало?" - тем же тоном спросила жена. "Сейчас стало получше, но все равно еще больно... - тут его голос внезапно переменился, стал резким, злым: - А где это ты была? Могу я узнать, где ты была? Сейчас уже половина второго!"

"Незачем так кричать. Где я была? В кино была, с Франкой".

"В каком кино?"

"В "Максимуме".

"А что там идет?"

"Ну, знаешь! Что это с тобой сегодня? Учиняешь допрос, где я была, да в каком кинотеатре, да на каком фильме, может, хочешь еще знать, на каком трамвае я ехала? Тебе сказано, что я была с Франкой!"

"Какой, говоришь, фильм вы смотрели?" Спрашивая, он все с тем же страдальческим выражением лица подвинулся на кровати так, чтобы можно было достать со стола пачку газет.

"Ах, вот оно что! Проверить решил? Думаешь, я лгу? Хочешь меня подловить, да? Ладно. В таком случае я тебе вообще ничего не скажу. Вот так".

"Знаешь, кто ты? Хочешь, я скажу тебе, кто ты? - От жалости к самому себе Ло Ритто едва не плакал. - Хочешь, я скажу тебе, кто ты? Хочешь?"

Задыхаясь от ярости, он повторял и повторял один и тот же дурацкий вопрос.

"Ну скажи, скажи, если тебе так уж хочется!"

"Ты... ты... ты... - выкрикнул он механически раз десять подряд, с мрачным наслаждением бередя рану, нывшую где-то глубоко в груди. - Я тут едва не подох, а ты шляешься неизвестно с кем. Какойто "Максимум" придумала! Я болею, а она разгуливает с кавалерами... да ты хуже самой последней девки... - Тут он, чтобы усилить впечатление от сказанного, сделал вид, будто его душат рыдания, и, всхлипывая, продолжал: - Ты... ты меня... погу... ты меня погубила, навлекла позор на мой дом... Я лежу в постели больной, а ты всю ночь где-то шатаешься!"

"Ну, завел, завел! - наконец откликнулась жена, убравшая между тем шляпку и костюм в шкаф, и повернула к нему побледневшее и вытянувшееся от злости лицо. - А теперь, по-моему, лучше тебе помолчать".

"Вот как, это я еще и молчать должен! Да как у тебя хватило наглости сказать такое? Я должен молчать? Делать вид, будто ничего не произошло? Ты будешь разгуливать до часу ночи и заниматься своими грязными делишками, а я - молчи?"