Рассказы из сборника 'Как я сталкивался с приятелем'

Тут нас развели, но я все же успел крикнуть: "Очень приятно с вами расстаться!" - прежде чем меня уволокли и я начал все сначала с кем-то еще.

Люди, начинающие знакомство с "Как поживаете?", всегда заводят разговор о погоде.

- Как поживаете? - спросила миссис Кашесуп когда меня ей представили.

- Отлично, - ответил я. - А вы?

- Очень хорошо, спасибо. Не правда ли, славный денек?

- Отличный, - ответил я. - А вот вчера было холодно.

- Ну, не так холодно, как позавчера, - ответила она.

- Все зависит от того, как одеться, - сказал я. - Возьмите прошлый год. Ах, постойте, возьмите сперва стул! Так вот, возьмите этот же день в прошлом году. Вот был холод так холод!

- Часов около трех, впрочем, было вполне тепло, - сказала она.

- Согласен, хотя и не вполне, - ответил я. - Я уже сказал, миссис Кашесуп, что все зависит от одежды. Вы носите шерстяные фуфайки?

- Не слишком ли много вы себе позволяете, сэр? - холодно отрезала миссис Кашесуп.

Это навело меня на мысль, и я разработал прием, благодаря которому всякое знакомство становится как нельзя более поучительным и интересным занятием.

Будьте интересны - вот моя идея.

Я испытал этот прием на мистере Крупнблоке.

- Очень приятно с вами познакомиться, - сказал он, когда нас представили друг другу.

Я ответил, как принято, и взял его за отворот пиджака. Я взглянул ему в глаза и проникновенно заговорил:

- Известно ли вам, мистер Крупнблок, что слово "муслин" происходит от названия города Мосул в Азии? "Тафта" - от улицы в Багдаде? "Драгет" - от города Дрогеда в Ирландии? "Газ" - от Газы? А "байка" - от Байяка?

- Нет, - ответил он испуганно.

- Оставим на минуту ткани, мистер Крупнблок, и возьмем семь чудес света.

- Мне надо идти, - поспешно сказал он.

- Не уходите, умоляю вас, мистер Крупнблок, - сказал я. - Для начала поговорим о мавзолее Халикорнасса, этой величественной усыпальнице, построенной за триста пятьдесят четыре года до рождества Христова царицей Мавзолеуса Артемизией,

- Мне некогда, - пробормотал он.

- Вас не интересуют усыпальницы, мистер Крупнблок? - спросил я.

- Н-нет, - запнувшись, ответил он.

- Тогда побеседуем о крупнейших горах и озерах земного шара, предложил я.

Он бросился бежать. Впервые в жизни я видел, чтобы человек пересекал комнату с такой быстротой.

Затем я видел, как он разговаривал со многими людьми. Все они оборачивались и смотрели на меня.

Я избавился от комплекса неполноценности.

Но теперь со мной редко кто знакомится.

ОХ УЖ ЭТА МНЕ МУЗЫКА!

Перевод Н. Шерешевской

"Музыки волшебством зверь дикий укрощен". Так говорят. А вот на мою дикость музыка не действует, напротив, я еще больше зверею. Что же до той музыки, которую мне приходится слушать, то она уж и вовсе не успокаивает. Совсем наоборот.

- Миссис Агапантус, - сказал я соседке, - знаете ли вы, что ваша двенадцатилетняя дочь уже больше двух часов играет "Давным-давно" и при этом делает кошмарные паузы в тех местах, где ей приходится переставлять руки? Известно ли вам также, что она сыграла эту пьесу уже по крайней мере тысячу раз?

- Не ребенок, а чудо, правда?! - воскликнула миссис Агапантус. - Я так рада, что вы восхищаетесь ее усидчивостью, мистер Маршалл! На следующей неделе учительница собирается дать ей еще "Норвежскую колыбельную". Она уже выучила...

- О миссис Агапантус! - прервал я ее. - Неужели это та самая "Норвежская колыбельная", где на обложке мать любуется ребенком на фоне какого-то утеса? Моя племянница разучивала ее целый месяц. Я этого просто не вынесу.

- А может, она играла "Прощай, прощай" с вариациями? - неуверенно сказала миссис Агапантус.

Я схватился за голову и, чтобы не упасть, прислонился к забору.

- Эту пьесу мой племянничек играет несколько недель подряд, - простонал я. - Каждый божий день он играет эту "Прощай, прощай" с вариациями. А до него ее играла его мамочка, а до нее - ее бабушка, а до нее... Но хватит. Лучше не продолжать. У вас не найдется стаканчик молока - запить?

Она не обратила на мою просьбу никакого внимания.

- Учительница хочет дать ей "Молитву девушки" или "Веселую пастушку", продолжала она, - но я предпочитаю вальсы. "Над волнами" или "Шум леса". Потом она могла бы выучить "Турецкий марш", а после него - "Возвращение Робина" или "Вечернюю песнь пастуха".

Тут силы мне отказали. С трудом выбрался я на дорожку, дотащился до спальни и, содрогаясь от рыданий, опустился на пол.

Мое детство было загублено тем, что мне приходилось без конца слушать пьесу "Горим! Горим!" из сборника, на обложке которого были нарисованы два коня, которые несутся с разинутой пастью, увлекая за собой пожарную повозку. "Абиссинская битва", воспроизводящая слоновью поступь, ружейные залпы, пение рожка и топот пехоты под аккомпанемент звучных аккордов, отравила мою юность. И вот теперь, в зрелые годы, меня будет добивать "Вечерняя песнь пастуха".

Нет, это уж слишком. И я решил сам научиться играть на рояле. И никаких "Давным-давно"! Я сразу начну с джазовых мелодий.