Рассказы и завязи (СИ)

Александр Иваныч отвез мать в деревню еще зимой, а в первые майские дни посадили они с женой там картошку, лук, свеклу и прочие овощи, и вот только сейчас, уже в самом конце лета Сушилову опять удалось навестить мать… Но об этом в отчетном материале он сегодня писать, конечно, не будет.

…В коридоре редакции было непривычно тихо. Только из-за неплотно прикрытых дверей какого-то кабинета доносился стрекот пишущей машинки.

Сушилов прошел в дальний конец коридора и отворил двери кабинета корреспондентов отдела информации, где он всегда работал, приходя в редакцию.

Из двух столов, что стояли в комнате, один был занят. За ним сидел Паша Зайков из того самого информационного отдела. Едва поздоровавшись с Сушиловым, Паша весело спросил:

— Александр Иваныч, хочешь анекдот? Самый свежий, читатель прислал.

— Давай, — согласился Сушилов, усаживаясь за свой стол.

Зайков взял бумажный лист:

— Значит, так… «Старый чеченец говорит молодому:

— Сынок, нам нельзя воевать с Россией.

— Это почему?

— А вдруг победим?»

Ну, как? Хорошо?

— Хорошо, — согласился Сушилов. — Главное, современно.

— Тогда ставлю в подборку, — зашелестел бумагами Зайков.

Он был как раз из тех, кто раньше отношения к журналистике не имел. Ныне в газете Паша вел субботнюю полосу, где печатались анекдоты, разные байки и прочая пошлость, собранная Пашей из разных журналов, газет и разговоров. Коллег, пытающихся критиковать, Паша сражал неотразимым аргументом: «Это нужно читателю». Какому читателю и зачем нужны были пошлости, Зайков не объяснял и продолжал выпускать свою полосу субботнего дня, на которой иногда, правда, попадались чистые и славные юморные вещи. Но это были, как говорят, «алмазы в навозе».

— Паша, не знаешь, редактор у себя? — спросил Александр Иваныч.

— Не знаю, — ответил Паша, не отрываясь от своих бумаг. — Я его не видел.

Сушилов встал из-за стола и пошел в редакторский кабинет, но секретарша Нина сказала, что Паншев уехал на пресс-конференцию губернатора области и будет только к обеду.

Возвращаясь обратно, Александр Иваныч у дверей отдела культуры столкнулся с выходящей из кабинета Наташей Серебровой.

— Ой, Саша, привет! Ты откуда?

— Из командировки. Ездил к нам в район. А ты как?

— А я в Париже была. Только вчера приехала.

— Как в Париже? — не понял Сушилов. — Шутишь, Натали?

— Какие шутки, Саша! Да и чего в этом удивительного в наше-то время?

— Я не об этом. Ты ничего не говорила, что поедешь.

— Боялась сглазить.

Наташа Сереброва тоже вот-вот должна была уйти на пенсию, а Александр Иваныч помнил еще то время, когда она, выпускница факультета журналистики МГУ, стажировалась у него в отделе информации «Северного края» и Сушилов даже был в нее тайно влюблен в те далекие годы. И с той же самой поры звал ее Натали.

— И как ты надумала?

— Да очень просто. Еще в прошлом году прочитала рекламу туристской фирмы, обо всем там расспросила и стала копить деньги. Вот и все.

— В Лувре была? Мону Лизу видела?

— Была, видела.

— На Эйфелеву башню поднималась?

— Поднималась, Саша. Все видела… Да ты сейчас приходи к нам. Я вот за водой пошла, чай сделаю. Все и расскажу. А из Парижа я бутылочку бургундского привезла, приходи.

— Хорошо, Натали, — кивнул Сушилов, — вот только за сигаретами до киоска сбегаю.

И Сушилов, не заходя к себе, побежал вниз по лестнице на улицу, где за углом здания редакции, как раз напротив рынка, стоял целый ряд киосков. Он купил пачку «Явы» и тут же вернулся обратно.

Зайкова в кабинете не было. Александр Иваныч бросил свои бумаги в ящик стола и направился к Наташе, оставив ключ в двери.

Первым, кого увидел Сушилов в кабинете Наташи, был Паша Зайков. Он о чем-то говорил, жестикулируя. Видно, что успевал Паша везде. Кроме него, там сидел ответсекретарь Коля Мишин. Сама Наташа со своей помощницей Светой хлопотала у маленького чайного столика в уголке у окна.

— Проходи, Саша, присаживайся, — пригласила Наташа.

Сушилов поздоровался и сел в кресло.

— А что за приятель-то? — спросил Коля Мишин Пашу, продолжая прерванный разговор.

— Да мой… Познакомился с бабой недавно, адрес взял, телефон, а звонить стесняется. Я и говорю ему, чем страдать-то, заглянул бы к ней. Да я, говорит, уже заглядывал. Ну и че там, спрашиваю. А там, говорит, прокладки с крылышками, — досказал Паша свою историю и первый громко захохотал.

— Паша! — прикрикнула на него Наташа. — Оставь свои пошлости!

— Если я пошляк, то что же такое телевизор? Там эти пошлости через каждые пять минут показывают, — защищался Паша.

— Телевизор выключить можно, — съязвила Наташа.

— Принимается, — не обижаясь, поднял руки Зайков. — Умолкаю.

— На-ка лучше вино открой, — предложила ему Наташа и подала Паше пузатую, темного стекла, бутылку.

— О, никак Франция! — воскликнул Паша, всматриваясь и читая надпись на белой, во весь широкий бок этикетке. — Бургунд… Так это же бургундское, знаменитое бургундское. О, как давно я не пил французского вина!

— А ты вообще-то его пил? — спросила Света.

— Ну как же… Коньяк, шампань… А вот бургундского еще не пробовал.