Рассказы и завязи

— Идемте, генерал. Чему уж быть — того не миновать, — решительно сказал Николай и добавил скорее для себя, чем для Бенкендорфа: — От судьбы не уйдешь…

…— Стоп!.. Стоп!.. Снято!.. — вскинул руки режиссер Репнин и хлопнул в ладоши.

Софиты погасли и в «царском кабинете» стало внезапно тихо и как-то непривычно серо. Только через высокие окна пробивался сюда дневной свет и совсем буднично освещал кинотехнику и людей, которые сейчас казались пришельцами из другого мира.

— Прекрасно! Всем спасибо! Перерыв! — громко продолжал выкрикивать режиссер. — Юра! Юра! Где Юра? Позовите помрежа!

— Я здесь, Вадим Андреич, — отозвался молодой человек в кожаном пиджаке и подошел к Репнину.

— Юра, дорогой. Сейчас перекур. Можно отдохнуть и перекусить. Потом здесь, в кабинете, мы снимем еще один дубль и выйдем на натуру. У тебя там все готово?

— Все, Вадим Андреич.

— Позаботься о массовке, пройди с ними весь эпизод. Проверь все детали. Помни: деталь — великая штука в нашем деле.

— Все понял, шеф.

Режиссер отпустил помрежа, а сам подошел к актеру Романкову, игравшему роль императора Николая и рядом с ним стоявшему Смирнову-Бенкендорфу.

— Все идет нормально, друзья мои. И у вас, Николай Александрович, по-моему, получается убедительно сегодня, — сказал Репнин.

— Спасибо, Вадим Андреич. Мы стараемся, — с улыбкой поблагодарил режиссера Романков.

— А больше и некому, Николай Александрович. Вы — народный артист России, да к тому же почти полный тезка последнего государя земли русской. Внешне вы с ним тоже очень схожи. Что же касается всего образа, то будем искать вместе и копать глубже… Вот в начале этого эпизода вам надо не просто сыграть, а, скорее, прожить мгновения жизни человека, который слов не произносит, но все мысли и чувства у него в глазах, во взгляде, все написано на его лице, или, как раньше говорили: на челе написано… Вы понимаете меня?

— Конечно. Я, по правде говоря, совсем не ожидал, что образ Николая Второго будет так сложен. Да и к стыду своему мало знал о нем… Очень поверхностно и искаженно.

— Не вы один. Вот мы и постараемся развеять мифы вокруг имени царя. Главное, что вам надо уяснить себе не только умом, но и всем существом своим, что Николай — личность глубоко трагичная.

— Я это давно понял, Вадим Андреич. Отсюда и хочу танцевать.

— Да, в этом ключе и будем работать, — согласился Репнин. — Ведь Николай стал императором неожиданно для самого себя, после столь же неожиданной кончины своего отца. И весь этот тяжкий самодержавный груз свалился внезапно на его плечи.

— Но ведь Александр Третий, наверное, готовил сына к наследованию престола?

— Конечно, готовил, но многого просто не успел: умер сорока девяти лет от роду. За два дня до кончины он имел разговор с сыном. Устно завещал тому Россию и сделал несколько наказов. Знаменитые слова Александра Третьего: «Помни — у России нет друзей» — как раз из того разговора. А еще он наказывал не позволять Европе вмешиваться в дела России и не пускать не её порог западный либерализм.

— Почему?

— Потому что либерализм — основа всех смут и революций. Его корни в масонстве — яром враге самодержавия и России.

— Либералов много и в наши дни, — сказал Смирнов-Бенкендорф.

— Совершенно верно, — согласился Репнин. — Потому и много перекинуто мостиков из прошлого в наше время.

— Либералы постоянно говорят о свободе, — заметил Романков.

— А им больше не о чем говорить. Но их свобода — для избранных. Потому-то Россия сегодня ослаблена либерализмом и мнимой демократией. Правят же нами внуки тех самых кухарок, отравленных еще сто лет назад идеями западного либерализма, так чуждого русскому характеру. Все эти нынешние бездарные западники — ельцины, гайдары, бурбулисы, чубайсы, черномырдины, явлинские, немцовы, кириенки, хакамады и прочие и прочие — отзвуки того гнева Божия, который обрушился на Россию за предательство своего государя — помазанника Господня. За тот давний грех мы до сих пор и страдаем. Вы согласны?

— Еще бы, — подтверждающее кивнул Романков. — Мне и самому противно бывает, когда наши люди прогибаются до американских каблуков. Я недавно нашел у Федора Тютчева строчки, как раз к нашему разговору о западниках:

Как перед ней ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы.
В её глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы.

— Очень современно! — воскликнул Репнин. — Вот это и есть мостик в сегодняшний день. Я бы эти слова выбил на стенах Государственной Думы.

— Но мне еще кажется, Вадим Андреич, что нынешние демократы-западники тоже ведь своего рода революционеры.

— В том-то и дело. А революционеры — дети сатаны. И эти, нынешние, кто бы они ни были — прямые наследники того плешивого и картавого карлика, который забрался на место убиенного по его приказу русского царя.

— Но почему Николай не объявил войну этим своим внутренним врагам? — спросил Романков.