Рассказы и сказки

Но от долгого молчания голос у него пропал. Снег сумел только зашептать хрипло:

— Солнышко, помоги!..

И тогда Солнце поднялось выше, разогрело ледяную корку, растопило, — побежали с пригорков ручьи.

А снег… Он и опомниться не успел, как наполовину исчез. Только в густом бору, низинах да оврагах осталась лежать дырявая снежная шуба.

VI

Стоило Солнцу подняться выше и пригреть землю, как всё кругом изменилось.

На полях зазеленели хлеба, над чёрным прошлогодним листом поднялись жёлтые Первоцветы, розовые Хохлатки; рядом со Снегом распустились голубые Подснежники. Запылила Ольха, ветки Ивы покрылись жаркими золотыми шарами.

Тетерева поутру слетались на поляны, чертили по земле крыльями, приплясывали и затевали шумные потасовки. Весь день звенели в лесу Синицы, распевали Чижи, Корольки, и даже старый Ворон кувыркался в небе, каркая во всё горло.

И Снегу тоже стало радостно, что все звери и птицы уже забыли про злую зиму, что расцветают первые цветы, что зеленеют травы, а на деревьях лопаются почки.

Снег осмотрелся кругом и невольно сказал:

— Какие вы все красивые!.. И как хорошо, что вы живы-здоровы!

И, сказав это, он почувствовал, что плачет. Плакал он не от горя, а от радости и счастья и потому не удерживал слёз, — и опять забулькали ручейки, и Снег не заметил, как почти весь растаял.

Уцелел только маленький горбатый сугробик под низкими лапами ёлки, растущей на краю обрыва.

VII

Теперь Снег решил, что уж больше-то не скажет ни слова. Кому захочется умирать по своей воле, да ещё весной, когда повсюду, на земле праздник? А кроме того, Снегу было жаль расставаться со своими друзьями. Он ведь так старался, помогая им зимой, он так беспокоился за них! И теперь он хотел увидеть, как птицы совьют гнёзда и выкормят птенцов, как деревья оденутся листвой, а травы отцветут и принесут семена.

Под еловыми лапами было прохладно, сумрачно; ни один солнечный луч не мог пробиться сквозь них; и Снег, съежившись сугробиком, тихо лежал тут, невидимый для посторонних глаз.

Как-то ночью он услышал возле себя шорох. На земле шелестели сухие еловые хвоинки, будто кто-то осторожно разгребал их.

А на другой день Снег заметил, что из земли проклюнулись какие-то слабенькие, тонкие росточки.

Росточки долго отдыхали, — они измучились, раздвигая хвою у себя над головой. Затем они распрямились и начали медленно-медленно развёртываться.

Это рядом со Снегом выросла маленькая Кисличка — наверно, самая скромная и незаметная травка во всём лесу.

У неё было всего по три листика на каждом стебельке, а сами стебельки были почти незаметны — как паутинки. Но Кисличка старательно приподнималась, растопыривала листочки и даже открыла первый цветок. Он тоже был крошечный, неприметный, словно одинокая снежинка, случайно упавшая в траву.

Кого мог привлечь этот цветок, кого остановить, кому приглянуться? Кисличка словно не думала об этом; весь день она весело кивала цветком, а к ночи бережно прятала его, наклоняя вниз и смыкая лепестки. Ей, как и всем жителям леса — и громадным деревьям, и кустарникам, и густым пахучим травам — тоже хотелось радоваться весне, расти, цвести, а потом разбросать вокруг себя семена, чтобы на будущий год выглянули на свет новые молоденькие Кислички.

И Снегу очень понравилась эта маленькая травка — хоть и слабенькая, а упрямая, хоть и бедная, но всё-таки весёлая. Снег нетерпеливо ждал, когда у Кислички раскроются другие цветы и вокруг них затолкутся, запляшут суетливые мухи и лакомки жуки.

Но ему не пришлось этого увидеть.

VIII

Однажды Кисличка попросила еле слышным голоском:

— Пить… Пить…

И Снег увидел, что листочки у неё опущены к земле, стебель гнётся, а цветок вот-вот уронит лепестки. Земля под ёлкой была слишком сухая — сюда не попадали капли дождя, а болтливые ручьи бежали далеко внизу, по дну оврага. И Кисличка стала чахнуть от жажды.

Снег хотел было окликнуть её, ободрить, но тотчас вспомнил, что если заговорит, то умрёт. Ему стало страшно, и он похолодел и перестал смотреть на Кисличку. А она по-прежнему еле слышно просила:

— Пить… Пить…

Снег знал, что никто не придёт, чтобы напоить Кисличку. Да её просто не слыхать — наверху шумит Ель тяжёлыми лапами, плещутся под ветром листья Берёз, свистят, перекликаясь друг с дружкой, неустанные птичьи голоса… Только он, Снег, может выручить эту крохотную травку, — и то, если пожертвует своей жизнью.

А ему страшно было умирать. И он попробовал не слышать голоса Кислички, не думать о ней. «Надо лежать так, словно я мёртвый…» — убеждал себя Снег.

— Пить… Пить… — просила Кисличка.

«Надо лежать, как мёртвому…» — твердил Снег, и вдруг ему пришла другая, новая мысль: «Но зачем тогда жить на свете, если я буду совсем как мёртвый?» И он подумал о своих друзьях в лесу, — вот дикая Коза беспокоится о козлятах, вот серенькая Тетёрка бросается под ноги охотнику, отвлекая его от птенцов, вот даже крохотная Кисличка, расцветая в тени под ёлкой, заботится о семенах. И деревья, и травы, и птицы со зверями — все живут как живые: любя и тревожась, огорчаясь и радуясь…