Рассказы и повести

– Хо! – усмехнулся Зайцев.– Стоит ему только свистнуть… Где он ни появится, на банкете, на приеме – самые раскрасавицы! – Роберт махнул рукой.– Что и говорить, и умом и статью…

– Так в чем же дело? – удивился Ремизов.

– Ему возиться с бабами? Он же на виду!

– Так женился бы снова. Или в Москве нет достойных?

– Еще какие! Одна балерина, народная артистка, готова Большой театр бросить… Другая – дочь…– Зайцев осекся.– Может, и женился бы, да боится, что не ради него, а ради его положения… За дачу, за квартиру хотят выскочить…

– Бывает,– кивнул согласно Антон.– Ну а в принципе он женский пол уважает?

– Господи! Человеку всего пятьдесят… Природа требует…

– Так давай ему поможем,– предложил Ремизов.– Завтра опять затевается пикничок… Ты скажи патрону, а партнерша – моя забота…

– На той «яхте»?– усмехнулся Роберт.– Да ему, если пожелает, теплоход подадут!… Нет, Антон, это не солидно. Да и насчет партнерши на него трудно угодить…

Солист «Альбатроса» задумался.

В погребке после пары бокалов шампанского у него родилась идея: когда Зайцев со своим шефом придут в ресторан ужинать, как бы невзначай представить какую-нибудь симпатягу. Понравится Виленскому – хорошо, нет – придумают что-нибудь другое.

– Попробовать, конечно, можно,– после некоторого колебания одобрил предложение референт.

Вечером Сергей Николаевич и Зайцев ужинали, как всегда, в ресторане. Антон был представлен Виленскому. Вскоре он подсел к их столу с девушкой. Сергей Николаевич был к ней внимателен, но как только закончил ужин, тут же покинул ресторан.

Неудача не обескуражила заговорщиков. Вторую попытку они сделали через день. И опять Виленский не проявил к новой девице никакого интереса.

– Действительно, на него не угодишь,– вздыхал Ремизов, когда они с Зайцевым гуляли по Молодежному проспекту, одной из самых красивых улиц города.– А ведь это были лучшие кадры!

– Канашки славные, ничего не скажешь,– согласился референт.– Но… Ты уж извини, сразу видно, что голытьба… По-моему, именно это его и отпугивает. Понимаешь, патрону вечно надоедают просьбами, жалобами. Тому помоги, того устрой, третьему денег дай…

– Понимаю, старик, понимаю,– кивал Ремизов.

– Неужели у тебя нет такой знакомой, чтобы, ну… Чтобы не было в глазах безнадеги? Из солидной семьи?…

– Дай подумать,– сказал Антон, перебирая в голове всех девушек, которых знал.

Осенило его, когда они поравнялись с четырехэтажным домом солидной довоенной постройки. Здание утопало в зелени акаций.

– Заглянем тут к одной,– предложил Ремизов, решительно направляясь к подъезду.

Зайцев последовал за ним.

Ремизов нажал кнопку звонка у двери на первом этаже с медной табличкой, на которой было выгравировано: «Мажаров М. В.».

Открыла девушка в домашнем халатике и шлепанцах.

– Антоша? – удивилась она.– Привет!

– Чао! – расплылся в улыбке Ремизов.– Вот, гуляли, решили забрести на огонек…

– Милости прошу,– распахнула двери девушка.

– Знакомься, Нинон,– представил Зайцева Антон.– Роберт. Из Москвы.

– Очень приятно,– протянула руку хозяйка.– Нина. Проходите в гостиную…

Она провела их широким полутемным коридором, отделанным дубовыми панелями, по пути взглянув на себя в овальное зеркало, обрамленное бронзовым окладом в завитушках. Шаги приглушала ковровая дорожка, устилавшая сверкающий, словно лед, паркет. Они миновали просторный холл, где стояла софа, два кресла и инкрустированный столик с массивной хрустальной пепельницей. Тут же на полу красовалась высокая, в метр, китайская ваза, а на стенах висели картины в дорогих багетах. Темная мебель очень выигрывала на фоне светлого пушистого ковра.

Гостиная, куда они вошли, поражала роскошью. Старинная резная мебель красного дерева, шелковая обивка на диване и полукреслах, окружавших овальный стол, бархатные портьеры, малахитовый столик под бронзовым канделябром, напольные часы выше человеческого роста, камин, уставленный дорогими фарфоровыми безделушками. Текинский ковер с тусклым звездчатым орнаментом устилал почти весь пол комнаты. Переливался гранями хрусталь на люстре. Стены были увешаны картинами различного формата. Патина, покрывавшая лица давно живших людей, говорила о том, что это подлинники.

В углу стоял кабинетный рояль «Стейнвей» и вращающийся стульчик.

– Кофе? – предложила Нина, усаживая гостей на диван.

Она была чуть выше среднего роста, неплохо сложена. Красавицей ее назвать было нельзя, но женственность и какая-то удивительная мягкость в линиях лица, а также живые глаза делали ее привлекательной. Ей было около тридцати лет. Для невесты, прямо скажем, возраст критический.

– Как, старик, насчет кофе? – спросил Антон Зайцева.

– Спасибо, не стоит хлопотать… Вот если бы чего-нибудь холодненького…

– Боржоми?

– Это с удовольствием,– согласился Роберт.

Нина вышла.

– Резюме?– осклабился Ремизов, кивнув на дверь, за которой исчезла хозяйка.

Зайцев неопределенно пожал плечами.

Нина вернулась с подносом индийской чеканки, на котором стояла запотевшая бутылка и два фужера.

Попивая ледяной боржоми, Антон вел легкий «светский» разговор – о южноморских сплетнях, о погоде и других малоинтересных вещах.