Рассказы и очерки

Маячок Кбельского аэродрома, спасибо тебе за это!

Есть у нас теперь настоящий порт - и с маяком, указывающим во тьме наш берег. Пространство вокруг нас расширилось от движения твоих световых столбов.

У нас нет моря, но ты, Кбельский маячок, - вестник обступающих нас гремучих далей.

1931

ПОЛИЦЕЙСКИЙ ОБХОД

В полночь полицейский обход приблизился к самому краю Коширже. Холодная мартовская ночь; небо покрыто тучами. Человек восемь полицейских и несколько штатских подходят к кирпичному заводу. Вот уж месяц, как печи его погасли, в нем пусто и страшно зияют сводчатые переходы. Однако и тут человеческое ложе: это колода, покрытая куском воняющего дегтем толя, - вот каково это ложе! В углу - маленькая поленница дров: стоит протянуть руку - ив кромешной тьме приветливо заиграет красный огонек. Но теперь тут все мертво: человеческие беды знают свои сезоны.

Проверка проходит мимо. Подходит к Шавлинову дому.

- Закуривайте, - советует комиссар. - Иначе задохнетесь.

Полицейский стучит в окно:

- Откройте.

Отпирает кашляющий сторож. Появление ночных визитеров нисколько его не удивляет.

- У вас есть кто?

- Виноват, не знаю.

Перед нами длинный коридор; тесный ряд дверей, будто в тюремные камеры.

Комиссар стучит в первую.

- Откройте. Полиция!

Слышится топот босых ног; дверь отворилась, выпустив теплую волну запахов. Пахнуло тряпьем, клопами, едой и какой-то гнилью - запахом нищеты.

- Войдем внутрь, - говорит комиссар. - Имеет смысл...

Женщина в рубашке, которая отворяла дверь, не спеша надевает нижнюю юбку.

- Кто у вас тут?

- Мои дети, сударь,

- Где ваш муж?

- Я вдова.

- А в постели кто?

- Моя сестра, сударь.

- А с ней кто лежит?

- Муж ее.

- Дайте воинский документ.

Можно пока осмотреться. Идти некуда: не успеешь шагнуть, как споткнешься о кучу тряпья. Вообще кажется, что тряпье здесь - главный предмет обстановки: тряпки висят на печи и на веревках, лежат в углу и прямо перед вами... Впрочем, нет: это груда детей; из ужасной кучи грязных тряпок на вас спокойно глядят шесть пар детских глаз. Наконец женщина нашла желтый листок. Комиссар светит на него.

- Все в порядке.

Да, да... все в порядке! Значит, ступайте к другим...

Мужчина приподнялся на постели.

- Что вам нужно? Почему не даете людям спать? Чего приперлись?

Комиссар не обращает внимания.

- У вас никого нет?

- Это все наши дети, сударь, - спешит вмешаться жена.

Их тут штук восемь - лежат прямо на полу, под одним одеялом. Видны только головы, и нелегко представить себе клубок тел под ним. И потом - у этой женщины чахотка, на нее страшно смотреть!

- Оставьте нас в покое! Кто вас звал? - злится муж.

- Да перестань, замолчи, - накидывается на него в безумной тревоге жена. - Не слушайте его, господа: это он просто так.

Комиссар слегка ворчит; впрочем, тут почти нет подозрений.

- Это хорошие жильцы, - кашляет сторож.

И еще одни хорошие жильцы - тут же рядом. Двое стариков, куча детей на полу, лохмотья и тьма тараканов. На постели из-под перинки видны молодые, красивые женские руки, прикрытые рассыпавшимися косами.

- Кто там лежит?

- Это наша дочь.

- А с ней кто?

- Да парень ее, сударь.

- Прописан здесь?

- Да, да, сударь, уже два года.

Молодая пара в постели и не думает просыпаться: спят себе, обнявшись.

- Ребенок чей?

- Ихний.

- Что с ним?

- Не знаю. Прихворнул что-то...

В общем, все в порядке.

Следующий номер.

- Так что - тоже хорошие жильцы, - объявляет сторож.

Открывает молодой человек, очень красивый.

Комиссар просунул голову в дверь. Женщина в постели, больше ничего особенного. Молодой человек провожает удаляющийся полицейский наряд ироническим взглядом. Под таким взглядом поневоле ссутулишься.

Дальше, дальше!

Плохие жильцы. Открывает женщина. Только увидала полицейских - в слезы. Показывает длинный нож: этим, мол, ножом муж только что хотел ее зарезать; потом забрал все деньги и в трактир.

- Кто у вас тут?

- Это мои дети, сударь.

- Сколько их?

- Семеро, сударь.

И опять - вонь, тараканы, жалкие, грязные лохмотья и среди них - детские головки. Господи, сколько этих детей повсюду!

- Теперь вы кое-что увидите, - говорит комиссар и стучит в новую дверь.

Отворяет женщина, но внутрь войти нельзя.

- Сколько вас тут?

- Тринадцать, сударь. Мы двое да одиннадцать человек детей.

Представьте себе комнату в три метра шириной и пять длиной. Мерцающий свет маленькой лампы падает на кучи жалких отрепьев, которые оказываются людьми.

- Берегитесь вшей, - шепчет комиссар.

Обстановка: стул, постель и электрическая плита; стола нет. Комок подкатывает к горлу, как на похоронах. Скорей дальше!

В Шавлиновом доме еще десять семей.

Глядишь на него снаружи - черный, страшный; букет зловония; рассадник туберкулеза; склад ветоши.

И в одном этом доме - больше пятидесяти человек детей!

- Найдется ли во всей Праге трущоба хуже этой?

- В Жижкове, пожалуй, - неуверенно отвечает комиссар. На окраине Жижкова еще хуже. Пойдем в номер двести пятьдесят один.

НОМЕР 251