Рассказы и очерки (1850-1859)

А тут, понимаете, то человека нет дома, то ждут человека к двум часам, и всякое такое - за всем этим ушло у меня на розыски три дня. На третий день, вечером, иду я с того берега из Сэррея, по мосту Ватерлоо, замученный, измотанный вконец, уже теряя надежду, и думаю: загляну-ка я в театр Лицеум [44], удовольствие будет стоить один шиллинг, а мне это освежит мозги. Итак, взял я себе за полцены место в партере, в задних рядах, и сел рядом с одним молодым человеком, тихим и скромным. Видя, что я не знаток (я нарочно прикинулся таким), он стал мне называть имена актеров, исполняющих роли, и между нами завязался разговор. Когда спектакль кончился, мы вышли вместе, и я сказал:

- Вы такой приятный человек и такой компанейский - может быть, не откажетесь пропустить со мною, стаканчик?

- Вы так любезны, - говорит он, - что я не откажусь пропустить с вами стаканчик.

Мы, следовательно, зашли в какой-то кабачок поблизости от театра, расположились в тихой комнате наверху и заказали по пинте портера с элем и по трубке.

Курим мы свои трубки, потягиваем свой портер с Элем - сидим, разговариваем, очень так приятно, и вдруг молодой человек заявляет:

- Извините, я посидел бы подольше, но я должен вовремя прийти домой. Мне сегодня предстоит проработать всю ночь до утра.

- Работать всю ночь до утра? - говорю. - Уж не пекарь ли вы?

- Нет, - рассмеялся он, - я не пекарь.

- Я и то не думал, - говорю я. - На пекаря вы не похожи.

- Нет, - говорит он. - Я чистильщик перчаток.

В жизни своей не бывал я так удивлен, как в ту минуту, когда услыхал от него эти слова.

- Вы чистильщик перчаток? В самом деле? - говорю я.

- Да, - говорит он, - именно.

- Так не можете ли вы, - говорю я, вынимая из кармана те перчатки, сказать мне, кто чистил эту пару? Тут у меня с ними вышла, говорю, целая история. Я обедал на днях в Ламбете[45] - случайно завернул. Непритязательный ресторанчик. Публика всякая... И вот какой-то джентльмен оставил эти перчатки! Тут я, понимаете, еще с одним джентльменом заключил пари на соверен, что я сумею выяснить, кому они принадлежат. Я уже израсходовал семь шиллингов в попытках разгадать эту загадку; но если бы вы могли мне помочь, я бы с радостью уплатил еще столько же. Видите, тут внутри стоит "Тр." и крестик.

- Вижу, - говорит он. - Господи! Я же превосходно знаю эти перчатки! Я видел не одну дюжину пар от того же владельца.

- Да не правда? - говорю я.

- Истинная правда! - говорит он.

- Так вы, верно, знаете, кто их чистил? - говорю я.

- Знаю, конечно, - говорит он. - Их чистил мой отец.

- Где живет ваш отец? - говорю я.

- Да тут за углом, - говорит молодой человек, - совсем близко, в двух шагах от Эксетер-стрит. Он вам сразу скажет, чьи они.

- Вы не могли бы сейчас же пойти туда со мной? - говорю.

- Конечно, могу, - говорит он, - но только, знаете, не рассказывайте вы моему отцу, что мы познакомились с вами в театре, ему это не понравится.

- Хорошо!

Мы пошли прямо к ним на квартиру и застали там за работой старика в белом фартуке и двух или трех его дочерей: сидят в первой комнате, а перед ними груда перчаток, и они их чем-то натирают и чистят.

- Отец, - говорит молодой человек, - этот джентльмен заключил пари, что найдет владельца пары перчаток, и я пообещал, что ты ему поможешь.

- Добрый вечер, сэр, - говорю я старику. - Вот перчатки, о которых говорит ваш сын. Видите - буквы "Тр." и крестик.

- Да, - говорит он, - я эти перчатки знаю очень хорошо; я их чистил дюжинами. Они принадлежат мистеру Тринклу: у него большая обивочная мастерская на Чипсайде [46].

- А вы, разрешите вас спросить, получаете их непосредственно от Тринкла?

- Нет, - говорит он, - мистер Тринкл посылает их всегда мистеру Фибсу, галантерейщику, у которого лавка напротив его мастерской, а галантерейщик пересылает их ко мне.

- Вы не откажетесь выпить со мною кружку? - говорю я.

- Пожалуй, не откажусь! - говорит он.

Итак, повел я почтенного старика в трактир, и мы еще поговорили с ним и его сыном за кружкой, и расстались мы с ним друзьями.

Это было в субботу ночью. В понедельник я с утра пораньше пошел первым делом в галантерейную лавку, что напротив Тринкла - большой обивочной мастерской на Чипсайде.

- Могу я видеть мистера Фибса?

- Я и есть мистер Фибс.

- Ага! Насколько мне известно, вы посылали чистить эту пару перчаток?

- Да, посылал, для молодого мистера Тринкла - здесь, через улицу. Он сейчас у себя в мастерской.

- Ага! Это он там у прилавка, да? В зеленом сюртуке?

- Он самый.

- Вот что, мистер Фибс: тут неприятное дело, но я не кто иной, как инспектор Уилд из сыскной полиции, и эти перчатки я обнаружил под подушкой той молодой женщины, которую зарезали на днях на Ватерлоо-роуд.

- Силы небесные! - говорит он. - Он очень приличный молодой человек, и если его отец услышит, его это убьет!

- Мне очень жаль, - говорю я, - но я должен взять его под стражу.

- Силы небесные! - говорит опять мистер Фибс. - И ничего нельзя сделать?

- Ничего! - говорю я.

- Может быть, вы мне позволите вызвать его сюда, - говорит он, - чтоб это было сделано не на глазах у отца?