Рассказы и крохотки

– По сколько человек у вас в группах? По тридцать?

– Да, в основном…

– Значит, по трое – не сидят.

Пошли дальше.

В небольшой лаборатории телевидения штук десять телевизоров разных марок, новёхонькие и полуразобранные, стояли на столах.

– Работают? Все? – кивнул на них товарищ из Комитета по Делам.

– Каким надо – те работают, – тихо ответил молодой франтоватый лаборант. На нём был песочный костюм с каким-то техническим значком в лацкане и яркий галстук.

Лежала пачка инструкций к работам, и, перекладывая их, инспектор прочитывал вполголоса:

– «Настройка телевизора по испытательной таблице», «Использование телевизора в виде усилителя», «Построение сигналов изображения»…

– Ну вот, тут и стеллажей нет, обходитесь! – заметил Хабалыгин.

Фёдор Михеевич всё меньше понимал – чего же хотела эта комиссия?

– Так потому, что всё – рядом, в препараторской. Покажи, Володя.

– Ещё и препараторская есть? Замечательно живёте!

Дверь в препараторскую была как в кладовку – меньше обычной. Тонкий, изящный лаборант легко туда вошёл, товарищ из министерства не без труда впучился за ним, но сразу почувствовал, что там не походишь. Остальные только засовывали туда головы, по очереди.

Препараторская оказалась узким ущельем между двумя рядами стеллажей до потолка. Лаборант жестами экскурсовода проводил рукою снизу доверху:

– Вот имущество телевизионной лаборатории. Вот – лаборатории электропитания. Вот – радиотехнических измерений.

Приборы со стрелками, ящики чёрные, коричневые и жёлтые забивали все полки.

– А это зачем? – ткнул пальцем товарищ из министерства.

Он доглядел, что лаборант всё-таки выиграл место на стене, и в этом местечке, не заставленном приборами, приколота была цветная вырезка по контурам – погрудный портрет молодой женщины. Из нашего журнала или из заграничного была вырезана эта грешница, понять без подписи было нельзя – а просто красивая женщина с тёмно-каштановыми волосами, в блузке с красной прошивкой двумя дугами. Подбородком касаясь переплетенных рук своих, оголённых до локтей, она склонила голову чуть набок и смотрела взглядом совершенно не служебным на молоденького лаборанта и на опытного товарища из министерства.

– Вот, говорите – места нет, – буркнул тот, с трудом разворачиваясь на выход, – а чёрт-те что развешиваете.

И, ещё разок покосившись на красавицу, вышел.

По техникуму уже пронеслась весть о какой-то страшной комиссии, и там и сям то выглядывали из дверей, то мелькали по коридору лица.

Лидия Георгиевна попалась комиссии как раз навстречу. Она посторонилась, как бы влипла спиной и ладонями в стену, и проводила их тревожным взглядом. Она не слышала их разговора, но по виду директора могла понять, что совершается что-то неладное.

Фёдор Михеевич задержал под локоть инструктора обкома и, отстав с ним, спросил тихо:

– Слушай! А кто вообще эту комиссию прислал? Почему из совнархоза никого нет?

– Виктор Вавилыч мне велел сопровождать, я и сам не знаю.

Всё на той же верхней лестничной площадке Хабалыгин прокашлялся, ещё поколыхав лишними желтоватыми складками жира на шее, и закурил.

– Та-ак. Ну, и дальше в том же роде.

Товарищ из Комитета по Делам посмотрел на ручные часы:

– В общем, ясно.

Инспектор по электронике погладил двумя пальцами усики и ничего не сказал.

Товарищ из министерства спросил:

– Кроме этого – сколько ещё зданий?

– Ещё два, но…

– Ещё-о два??

– Но – каких? Одноэтажных. Совсем неудобных. И разбросаны. Пойдёмте посмотрим.

– Там и мастерские?

– Да вообще вы понимаете, в каких условиях мы живём? – приходя в себя от какой-то скованности гостеприимства или зачарованности высоким положением гостей, заволновался Фёдор Михеевич. – Ведь у нас нет общежития! – вот это здание теперь пойдёт под общежитие. Ребята и девочки живут на частных квартирах по всему городу, иногда слышат ругань, пьянство наблюдают. Вся воспитательная работа у нас к чёрту летит, где ж её проводить? – на этой лестнице?

– Ну! Ну-у! – раздались протестующие голоса комиссии.

– Воспитательная работа – это в ваших руках! – строго сказал молодой человек из Комитета по Делам.

– Тут уж вы ни на кого не ссылайтесь! – добавил инструктор обкома.

– Тут уж вам оправданий нет… – развёл короткими руками и Хабалыгин.

Фёдор Михеевич невольно покрутил головой и даже потряс плечами – то ли чтоб его не жалили со всех сторон, то ли чтобы стряхнуть с себя это безпомощное положение отвечающего. Если самому не спросить – видно, ничего не поймёшь и не узнаешь. Кустистые белые брови его сошлись.

– Простите. Я всё-таки хотел бы знать – кем вы уполномочены? И по какому вопросу?

Товарищ из министерства приподнял шляпу и отёр лоб платком. Без шляпы он был ещё представительней. Волосы, хотя уже и редкие, но очень величавые, украшали его темя.

– А вы ещё не знаете? – покойно удивился он. – Имеется такое постановление нашего министерства и вот, – он кивнул, – комитета, что важный номерной научно-исследовательский институт, запланированный открыть в нашем городе, будет размещён в тех зданиях, которые первоначально предполагалось отдать вашему техникуму. Так ведь, Всеволод Борисович?