Рассказы и крохотки

Да вот, трагедия Анны Карениной <…> сегодня уже пустое место, на этом не выедешь: колесо паровоза не может разрешить противоречия между любовной страстью и общественным порицанием. – Ср. в докладе «О драматургии»: «Трагедия Анны Карениной сегодня уже пустое место, потому что колесо паровоза, под которое легла голова Карениной, для современной женщины не может разрешить противоречия любовной страсти и общественного порицания».[173]

Ах, как бы взгневался он ещё год назад! – То есть при РАППе. Значит, разговор на даче происходит через год после роспуска РАППа, не позже 1933 г. А держа в уме юбилей Толстого, отпразднованный в январе 1933, можно предположить, что и не раньше.

…Критик – должен быть другом писателя. Когда пишешь – важно знать, что такой друг у тебя есть. Не тот Робеспьер в Конвенте искусств, который проскрипционным взором проникает в тайные извилины писательского мозга для одной лишь классовой дефиниции, а ты пиши хоть пером, хоть помелом, – ему всё равно. – Ср. в заметке Толстого «Критик должен быть другом искусства» (1933): «Критик стремился стать своего рода Робеспьером в Конвенте искусства, неподкупным ни на какие штучки художественного обольщения.

Получалось как будто так: напиши помелом, напиши пластическим пером художника, безразлично. Робеспьер сквозь строки, отстраняя их досадную пестроту, их ненаучную эмоциональность, глядит проскрипционным взором в тайные извилины писательского мозга, ища в них признаки для классификации. <…>

В творчестве есть важный момент: присутствие строгого умного друга, слушающего ещё не просохшие страницы вашего романа. Как важно, чтобы он восхитился, расплакался, расхохотался. Ужасно, если он, нахмурясь, скажет: плохо. Таким другом, таким первым оценщиком должен быть критик. В минуты творчества важно знать, что есть такой человек».[174]

…перерабатывает вторую часть своей трилогии о Гражданской войне… – Роман «Восемнадцатый год» (1927–1928).

Да ведь и Горький – тоже жестоко ошибся и тоже эмигрировал. – А. М. Горький эмигрировал в октябре 1921 г. Стал наезжать в СССР с 1928 г. Окончательно вернулся на родину в мае 1933 г.

Да у меня, когда я пишу, – вольный размах кольцовского косаря, раззудись рука! – Из стихотворения Алексея Кольцова «Косарь» (1836):

Раззудись, плечо!
Размахнись, рука![175]

И знаете, что вывело меня на дорогу? Изучение судебных актов Семнадцатого века и раньше. – Многократно пересказывая эту историю, Толстой иногда ещё и называл книгу профессора Томского университета Н. Я. Новомбергского «Слово и дело Государевы» (Т. 1. Процессы до издания Уложения Алексея Михайловича 1649 года. М., 1911), где собраны судебные акты.

Такого не придумаешь, хоть проглоти перо, как сказал Некрасов. – Из поэмы «Кому на Руси жить хорошо»:

Хохочут, утешаются
И часто в речь Петрушкину
Вставляют слово меткое,
Какого не придумаешь,
Хоть проглоти перо![176]

Всё равно

Наброски первой части рассказа сделаны ещё в 50-х годах. Общий замысел сложился под впечатлением от встреч на Ангаре в 1994 г. Действие в первой части происходит в ноябре 1942 г., во второй – весной 1994 г. Катер идёт вниз по Ангаре от Усть-Илимска до деревни Ёдорма (в пределах Усть-Илимского района Иркутской области, до границы с Красноярским краем) и поворачивает обратно.

Первая публикация – в «Литературной газете» (16 августа 1995. С. 5–6). Общий тираж 280 000 экз.

…старое амосовское отопление… – Система воздушного обогрева, запатентованная ещё в 1835 г. инженером Н. А. Амосовым. В подвале устанавливалась двухкамерная печь с топкой и трубами-газоходами. Уличный воздух нагревался и по каналам в стенах расходился по дому.

…от устья Ангары до устья Илима… – То есть вверх по Ангаре, от места впадения Ангары в Енисей до места впадения Илима в Ангару, примерно 780 км.

…перегораживать под Богучанами… – Посередине между устьем Илима и устьем Ангары.