Арсений был озадачен. Потом начал говорить о своем будущем «лучшем проекте», который он когда-нибудь создаст и разбогатеет. Соня вздохнула, но не стала ему говорить ни о роли мамы в его судьбе, ни о сценарии неудачника, ни о «жизни, отложенной на потом». Она много помогала людям и знала, что такие разговоры не помогут. И еще – ещё он ей безумно нравился. Первая любовь разгоралась в ее душе с новой, уже взрослой, силой.
– Послушай, я решительный человек, – вдруг сказала она. – Я предлагаю тебе свою любовь. Или дружбу. Что хочешь. Разумеется, если у тебя никого нет – не хочу, чтобы из-за меня кто-то мучился и страдал.
На лице непризнанного гения отразилась вся гамма чувств влюбленного юноши. И уж никак не циника. Он забормотал, что он помнил ее всю жизнь, и кинулся целовать ей руки. Соня пригласила его назавтра в свой большой дом. Объяснила детям, что приедет ее одноклассник и первая любовь. Дети поняли это по-своему, переглянулись и лукаво переспросили: «К нам приедет Папа?» Соня смутилась.
Так в жизни детей появился Папа. Вначале он появлялся на рассвете. Не из романтики, как полагали дети, а из неорганизованности, как прекрасно понимала Соня. Он слишком хаотически собирался, к тому же успевал кому-то помочь и куда-то заскочить на тусовку. Иногда приходил с огромным букетом роз, иногда с одной розой – на сколько хватало денег. Каялся перед Соней в своей бесполезности и никчемности, просил прощения, что ничем не помогает.
– Ты делаешь очень много для нас, – убежденно отвечала Соня. – Раньше у этих детей было совсем другое представление о папе. Папа пил и дрался. Или папы вовсе не было, а были пьяный разврат на глазах у детей. А теперь они видят, что Мама и Папа это чистая любовь… ну, и розы на рассвете.
Потом он робко высказал желание их всех нарисовать. Соня отвела ему комнату, куда он привез все, что нужно для написания картин. И начал рисовать. Димку и Колю, Катюшу и Арсения. И маму Соню. По отдельности и всех вместе. А потом, по просьбе Сони и детей написал свой автопортрет. Он задумал большую картину, и это были лишь этюды к ней. Но и этюды излучали свет. Соня вешала их на стены в разных комнатах и не уставала хвалить. Его собаки и кошки тоже перебрались в их большой дом, вдобавок к уже имевшемуся зверью. Всем хватило место.
Дети приходили в его мастерскую и вели с ним долгие разговоры. Они обожали Папу и разговоры с ним. Папа Арсений, действительно, много знал об искусстве – и о классическом, и о самом современном. А еще он часто обнимал их и говорил ласковые слова. Дети таяли. Он впервые познал радость отцовства, и долго сам не мог себе признаться в этом.
Своей любимой Соне он продолжал что-то бормотать на тему, что «мужчина должен приносить в дом деньги», но всегда искренне слышал в ответ, что он дает им самое главное – любовь и тепло.
Арсению звонили друзья и знакомые, о чем-то просили и куда-то звали. Соня никогда не возражала: ей не нравилось, когда женщины требуют от любимого, чтобы он все внимание уделял семье. Она любила отдавать, а не требовать. Время от времени они упоенно спорили об идеологии. На весь дом неслись жаркие баталии обо всем советском, постсоветском и антисоветском.
– Коммунизм – это добро, – кричала она. – Это то, что у нас в семье.
– Ты романтик! Коммунизм – это ГУЛАГ… Вы разнесли полмира!
– А вы погубили мою страну!
– Сонька, ты жертва коммунистической пропаганды!
– Сенька, ты контра недобитая!
Иногда они спорили полночи. Спорили незлобно. Любя. Наутро дети говорили: «Мама и Папа, вы опять вели идеологические дискуссии! Нам снились такие счастливые сны под ваши споры!»
Разумеется, он так и не написал картину. Говорят, иногда люди чувствуют приближение смерти – не только своей, но и близкого человека – и пытаются подвести итоги. В один из вечеров Соня и Арсений неожиданно собрали детей на праздничный вечер. За семейным столом звучал смех и песни, дети, даже уже подросшие, радостно лезли на ручки к Папе. Потом Соня сказала:
– Ты создал свой ЛУЧШИЙ ПРОЕКТ!
Арсений показал глазами на висящие кругом этюды:
– Ты имеешь в виду это? Но ведь картина еще не написана!
– Нет, я имею в виду другое, – и она обвела жестом прильнувших к нему детей. – И это очень-очень большой проект. У тебя не только великий дар живописца, но и ВЕЛИКИЙ ДАР ДОБРА.
Ты знаешь, – признался Арсений, – я много лет думал, что живу зря. А теперь понял: ради одного этого стоило жить.
– Я очень люблю тебя, – призналась она. – Ты моя любовь первая – и вечная.
Он по привычке «включил циника» – погрозил ей пальцем и пошутил насчет «превратностей любви»: мол, не зарекайся. Но она серьезно и даже слегка пафосно ответила:
–Нет. Я себя знаю. Это – на вечность.
А на следующий день наступила Вечность: он умер от сердечно-сосудистой катастрофы. Никто не знал, что его доброе сердце было очень больным, изношенным курением, кофе и неупорядоченным образом жизни. Арсений скончался прямо за рулем своей дырявой машины, но успел в последний миг остановиться и никого не задавить.