Все уладилось. Затем во имя общего спокойствия капитан Кортар нарушил строгий кодекс личной чести, принятый на его родной планете Гозган, и опубликовал список пассажиров, в котором имя Ориго Лима было заменено другим. Подлинный список был внесен в корабельный журнал, и капитан знал, что ему не будет покоя, пока он не уничтожит следы фальсификации. Он вызвал Дейксема и кассира и объяснил им, что пошел на этот шаг для поддержания порядка и что вся ответственность и бесчестье целиком ложатся на его плечи. Как истинные гозганцы, они не спорили с ним и не спрашивали объяснений. Лим под именем Элвиса был радушно встречен в кают-компании:
— Будьте как дома, — радостно приветствовал его самый молодой из офицеров, второй помощник Фоссейс. — Хотите пива? Мы так надоели друг другу, что новое лицо для нас все равно что дождь в пустыне. Меня зовут Фоссейс. Вот этот толстяк с туповатым лицом, Женти — наш некудышный механик. А вон того мрачного типа с лошадиной рожей вы уже знаете, это Дейксем, первый помощник капитана и наш главный пьяница. Не смей.
Последние слова Фоссейс прокричал, отскочив вбок, но корабельный механик Женти оказался проворнее. Его рука с конденсатором, из которого торчали два тонких острых провода, стремительно метнулась вслед ретирующемуся помощнику, и провода, проколов материю на сиденье брюк, коснулись трепещущей плоти. Раздался легкий треск, и Фоссейс громко взвыл. Все громко расхохотались, и даже Лим, забыв на секунду обо всем на свете, не смог удержаться от смеха.
— Ржать, как лошадь, вы умеете, посмотрим, умеете ли вы так же хорошо метать стрелки, — проворчал Фоссейс, потирая ушибленное током место.
Лим никогда не играл в эту игру, но правила ее были несложны, а его гибкие пальцы хирурга быстро научились направлять легкую оперенную стрелку в пробковую мишень. Они сыграли тренировочный раунд и откупорили по жестянке пива. Женти присел на диван и тут же вскочил на ноги, расплескав пиво по всей комнате — кто-то подложил заряженный конденсатор под подушку. Они бросили жребий, и азартно принялись за игру.
Ожидая своей очереди, Лим размышлял над поведением гозганцев. Во время работы они были холодны как лед, вежливы и неприступны; свои служебные обязанности они выполняли с подчеркнутым блеском. Но в свободное время вели себя непринужденно, забывали о различиях в званиях, шутили и разыгрывали друг друга. Заряженные конденсаторы были в большом ходу.
Несмотря на вновь приобретенное умение, Лим набрал меньше всех очков; ничего другого он и не ждал. Он принялся допивать свое пиво, как вдруг резкая боль ожгла его спину. Он круто повернулся, залив пивом рубашку, пальцы его непроизвольно сжались в кулаки, лицо исказилось гримасой боли и гнева.
Перед ним стоял юный Фоссейс с конденсатором в руке и победоносной улыбкой на лице.
— Проигравшему всегда достается… — он увидел выражение лица Лима и умолк. Улыбка медленно исчезла с его лица. Он весь подтянулся и холодными бесстрастными глазами следил за Лимом. Воцарилась мертвая тишина.
Все это Лим увидел и осознал в какие-то доли секунды; он понял, что был принят в их среду как равный, а за это надо расплачиваться. Откуда им было знать, что последние десять ударов плети он получил всего три дня назад, и спина его еще не успела зажить.
Овладев собой усилием воли, Лим рассмеялся, надеясь, что для чужих ушей его смех не звучит так же натянуто и фальшиво, как для его собственных. Он протянул Фоссейсу правую руку.
— А я и не знал, что вы сажаете проигравших на электрический стул. Впрочем, чего еще от вас ожидать. Я сначала подумал, что мне крышка. Ну, по рукам, и не будем ссориться.
Слегка расслабившись, но еще не вполне уверенно, Фоссейс протянул руку. Лим схватил ее и с энтузиазмом принялся пожимать ее, качая вверх и вниз, словно ручку насоса. Одновременно его левая рука скользнула к локтевому суставу молодого офицера. Его пальцы быстро нажали на локтевой нерв в том месте, где он проходит под локтевым отростком. Ойкнув, Фоссейс отскочил, и его правая рука бессильно обвисла, словно парализованная.
— Но я совсем позабыл рассказать вам о своем правиле, — продолжал Лим, чувствуя, как его улыбка становится более естественной, — когда меня бьют током, я парализую первую попавшуюся руку.
Все расхохотались, даже Фоссейс, продолжавший растирать свои занемевшие мускулы, и кризис благополучно миновал. Лим почувствовал, как у него на лбу выступили капельки пота, и только теперь по-настоящему понял, до какой степени ему необходимо общество этих парней. Семь лет в положении отверженного не проходят для человека бесследно.
— У старушки-герцогини, должно быть, расстройство желудка, — заметил Дейксем на следующий вечер, — она не вышла к обеду, а этот толстый жук Балиф снует взад и вперед с озабоченной миной. Хоть раз мне удалось пообедать с аппетитом, без ее кваканья над ухом.