— Я… мы… не знаем, Эистаа. Но, если оно не вернется скоро, мир, в котором мы жили, исчезнет. Виды, однажды исчезнувшие, не возвращаются. Мы — одни из таких видов. Мы важны только для самих себя. Если же брать биосистему в целом, наша важность соизмерима с этим пучком травы. И нет нам радости в том, что жизнь будет продолжаться, даже если облака останутся навсегда. Это будет другой мир, которого нам не узнать. В нем будут существовать гораздо более устойчивые формы жизни, способные выдержать значительные перепады температур и переменчивые климатические условия. Мы не можем. Мы не выживем в том мире. Нам необходимы те условия жизни, к которым мы привыкли. Я боюсь, Эссокель и я много раз обсуждали этот вопрос, что наше время закончилось…
— Это не так! Яилане живут.
— Яилане умирают, — мрачно ответила Эссокель. — Фарги уже гибнут от холода. Мы их исследовали.
— У нас есть накидки.
— Накидки также умрут. Уже так холодно, что они не могут размножаться, — в движениях Акотолп читалось великое отчаяние. — Я боюсь, все так и закончится, все Яилане умрут, все, чего мы достигли, исчезнет. О нашем существовании забудут. Когда облака разойдутся, останутся только устузоу.
— Что? Эти мерзкие грызуны, шмыгающие под ногами. Как ты можешь так говорить?
И в этот самый момент меж мертвой травы появился устузоу, глянул на них маленькими черными глазками, на лапках сквозь шерсть проступили коготки. Эистаа подняла ногу, но раздавила только траву: крошечное существо уже скрылось из виду.
— Ты говоришь, что выживут эти твари… почему?
— Благодаря особенностям их организма, — терпеливо объяснила Эссокель. — Всем сложным существам требуется регулирование температуры тела, в их жилах течет теплая кровь. Но есть два способа сохранять тепло. Мы, Яилане, экзотермики. Это означает, что мы должны жить в теплом климате и получать тепло извне. Это очень эффективно. Устузоу неэффективны, поскольку они эндотермики. Это означает, что они должны все время есть и превращать поглощенную ими пищу в тепло…
— Ты говоришь все это лишь для того, чтобы запутать меня… холод и жара, внутри и снаружи…
— Ты должна простить меня, Эистаа, за мою неспособность-глупость. Я упрощаю. Если мы замерзаем, мы умираем. Эти маленькие устузоу не замерзнут. Если воздух станет холоднее, они будут больше есть. Будут есть мертвые растения. Мертвые тела… съедят наши мертвые тела. Трупы нашего мира смогут кормить их долгое время. Может, до той поры, пока облака не разойдутся и не выйдет солнце. А когда оно выйдет, окажется, что это мир устузоу, а от мира Яилане не останется даже воспоминаний. Все будет так, словно мы никогда не…
— Я не хочу этого слышать! — в гневе взревела Эистаа, взрыла землю когтями. — оставьте меня! И больше никогда не говорите в моем присутствии. Я не желаю вновь услышать такие слова!
Ученые ушли, полил холодный дождь, наступила ночь. По земле бегали лишь маленькие пушистые существа. Маленькие существа, которые ели семена, стебли, кости, костный мозг, мясо, траву, насекомых… все.
Теплокровные животные, которые могли выжить в условиях, обрекавших на смерть девяносто процентов всех остальных живых существ.
Выжить и эволюционировать шестьдесят миллионов лет. Их потомки читают эти слова.
Мастер на все руки
У Старика было невероятно злорадное выражение лица — верный признак того, что кому-то предстоит здорово попотеть. Поскольку мы были одни, я без особого напряжения мысли догадался, что работенка достанется именно мне. И тотчас обрушился на него, памятуя, что наступление — лучший вид обороны.
— Я увольняюсь. И не утруждайте себя сообщением, какую грязную работенку вы мне припасли, потому что я уже не работаю. Вам нет нужды раскрывать передо мной секреты компании.
А он знай себе ухмыляется. Ткнув пальцем в кнопку на пульте, он даже захихикал. Толстый официальный документ скользнул из цели к нему на стол.
— Вот ваш контракт, — заявил Старик. — Здесь сказано, где и как вам работать. Эту пластину из сплава стали с ванадием не уничтожить даже с помощью молекулярного разрушителя.
Я наклонился, схватил пластину и тотчас подбросил ее вверх. Не успела она упасть, как в руке у меня очутился лазер, и от контракта остался лишь пепел.
Старик опять нажал кнопку, и на стол к нему скользнул новый контракт. Ухмылялся теперь он уже так, что рот его растянулся до самых ушей.
— Я неправильно выразился… Надо было сказать не контракт, а копия его… вроде этой.
Он быстро сделал какую-то пометку.
— Я вычел из вашего жалованья тринадцать монет — стоимость копии. Кроме того, вы оштрафованы на сто монет за пользование лазером в помещении.
Я был повержен и, понурившись, ждал удара. Старик поглаживал мой контракт.
— Согласно контракту, бросить работу вы не можете. Никогда. Поэтому у меня есть для вас небольшое дельце, которое вам наверняка придется по душе. Маяк в районе Центавра не действует. Это маяк типа «Марк-III»…