Рассказы. Часть 3

В центре комнаты, в золотом ящике из-под Кока-Колы, лежала маленькая девочка. Она была мертва. У ее ног Шон высыпал полную банку пойманных им черных муравьев, надеясь, что они поползут по ее телу, но вместо этого они ползали по полу и деловито пытались найти выход из клуба.

Стив опустился на колени перед ребенком. — Кто она?

— Минди Мартин.

— Дочь миссис Мартин?

Шон кивнул.

Стив посмотрел на него. — Как ты ее заполучил?

Шон улыбнулся. — Это мое дело.

— Она уже умерла или ты… убил ее?

— Разве это имеет значение?

— Нет. Думаю, нет.

Стив заглянул в коробку и нерешительно протянул палец. Кожа девочки была холодной и упругой. Он почувствовал мгновенное восхищение Шоном.

— Как давно она у тебя?

— Со вчерашнего дня. Я получил коробку на прошлой неделе и покрасил ее, но мне не давали девочку до вчерашнего дня.

Стив встал:

— Давай отнесем ее туда.

Шон занервничал:

— Думаешь, она ему понравится?

— Есть только один способ это выяснить.

Шон достал из кармана черную тряпку и расстелил ее поверх ящика. Все четверо подняли ребенка, каждый взял за угол коробки. Они перенесли ее через потайной вход. Шон закрыл клуб, и они пошли через олеандры.

— Эй, что вы делаете?

Мать Шона вышла на заднее крыльцо и уставилась на них. — Куда вы идете?

Четверо мальчишек остановились, глядя, то друг на друга, то на нее.

— Ничего, — ответил Шон. — Мы просто играем.

— В какую игру?

— Церковь.

Она выглядела удивленной.

— Церковь?

Все четверо мальчишек кивнули.

Она улыбнулась и покачала головой.

— Хорошо. Но тебе лучше вернуться к ужину.

— Обязательно, — сказал Шон.

Они пронесли коробку через олеандры и направились к складу.

Перевод: И. Шестак

И я здесь, сражаюсь с призраками

And I am Here, Fighting with Ghosts (1989).

Мне всегда нравилась эта история. Она была отвергнута почти всеми журналами на планете, прежде чем, наконец, найти дом, так что, возможно, мое отношение предвзято, и она действительно не очень хороша. Но эта история очень важна для меня, потому что она, по сути, четыре моих сна, которые я немного изменил и связал вместе рыхлой повествовательной нитью. Я украл название из пьесы Ибсена «Кукольный дом».[15]

* * *

Теперь я не всегда могу разобраться. Раньше это было легко, между ними существовало четкое различие. Но с тех пор, как Кэти ушла, разница постепенно стала менее заметной, различия размыты.

Теперь у меня нет посетителей. Они тоже ушли с Кэти. А если я еду в город, меня избегают, шепчутся обо мне, как об объекте для неприятных шуток. Теперь дети рассказывают ужасные истории обо мне, чтобы пугать своих младших братьев.

И их братья напуганы.

И они тоже.

И их родители тоже.

Поэтому я стараюсь покидать территорию как можно реже. Когда я иду в магазин, я накупаю продукты, а затем сижу в своем маленьком владении, пока мои запасы не закончатся и мне придется снова выходить.

Когда я выбираюсь в город, то замечаю имена, вырезанные снаружи на воротах за подъездной дорожкой. Непристойные имена. Конечно, я никогда не видел виновных. И если они когда-нибудь увидят, что я иду к ним по лесистой дороге, я уверен, они побегут как сумасшедшие.

Они не знают, что их город находится на окраине. Они не знают, что мой дом находится на границе. Они не знают, что я единственный, кто их защищает.

В последний раз, когда я ходил за припасами, город больше не был городом. Это была ярмарка. Но я не был удивлен; это казалось совершенно естественным. И я не был дезориентирован. По приезду в город, я собирался зайти в магазин Майка, но, дойдя до середины улицы, понял, что должен идти в дом развлечений.

Я услышал дом развлечений раньше, чем увидел его. Смех. Возмутительный, грубый, безудержный смех. Непрерывный смех. Голос принадлежал механической женщине — пятнадцатифутовой Аппалачской женщине с грязными конечностями, еще более грязной одеждой и жутко ухмыляющейся щербатой пастью. Она была подвешена за пояс и роботизировано сгибалась пополам, вверх и вниз, вверх и вниз, с Аппалачским хохотом.

Эта женщина напугала меня. Но я купил билет и бросился мимо нее в дом развлечений, в черную дыру лабиринта, который извивался, переплетался и петлял, заканчиваясь в грязной бесцветной комнате без мебели и с окнами, которые открывались на нарисованные сцены. Комната была построена под углом в сорок пять градусов, и дверь вела в нижний правый угол. Мне пришлось бороться с наклоном, чтобы добраться до выхода в левом верхнем углу.

Через поддельные окна я все еще слышал смех Аппалачской женщины.

Дверь наверху вела в переулок. Настоящий переулок. А когда я переступил порог, дома развлечений уже не было. Дверь стала стеной.