Рассказы. Часть 2

Вскоре после этого трусики проросли. Когда после недели облачных ночей луна наконец-то показалась, я стоял перед дубом и смотрел на проклюнувшийся сквозь засыпанную листьями грязь бледный росток; голубовато-белый, почти желеобразный побег который явно стремился обрести более значимую форму.

Во что он превратится когда вырастет, гадал я?

Я вытащил свой член и пописал на него.

Анну Хоуэлл я увидел на следующий день, когда она развешивала выстиранную одежду для просушки: я помахал ей через забор, стараясь не смотреть на белье которое она прищепляла к веревке. Улыбнувшись она помахала мне в ответ, сказала «отличный денек», если она и подозревала что я украл её трусики, то отлично это скрывала.

Я крадучись ушел домой и понял что мне есть о чём поразмыслить. Чего конкретно я хочу от того создания которое вырастил в лесу? Восхищаясь и признавая красоту Анну Хоуэлл, я всё-таки её не хотел, и не думал что выращиваю женщину как замену для оригинала, как сексуального партнера.

Женщина.

Я впервые сказал это себе, признав то, что всё это время было в подсознании — из трусиков Анны Хоуэлл я выращиваю человека.

Женщину.

Но зачем?

Это мне было всё еще неясно, хотя желание продолжать я чувствовал сильнее чем раньше. Казалось, мысли о моем секрете в лесу поглощают каждый момент моего бодрствования, и каждый божий день я живу с осознанием того, что ночью, если будет светить луна, я смогу посетить мое место у дуба, где в мягкой и плодородной земле покоятся свежевыстиранные трусики моей соседки.

У ростка появилось лицо, когда я увидел его в следующий раз. Под светом луны он вырос почти в полметра высотой и очертаниями смутно напоминал женщину. Были глаза, хоть и закрытые; носа не было и в помине, но имелись поджатые по дурацкой моде кукольные губки, которым не хватало только цвета, чтобы выглядеть как настоящие. Небольшие выпуклости посередине формы выглядели как зачатки будущих рук и ног.

На этой стадии роста, поливать фигуру привычным способом казалось неправильным, поэтому я повернулся и опорожнил мочевой пузырь в кусты, затем застегнул штаны и присел перед дубом, чтобы разглядеть то что я вырастил. Зрелище было отталкивающим — пародия на человека настолько противоестественная, что моим первым порывом было уничтожить её. Но вместо этого я сидел на корточках и изучал проявляющиеся формы создания. Оно была небольшим, но не гномоподобным, а идеально пропорциональным и несмотря на броские черты развивающегося лица, я мог сказать что оно вырастет в прекрасную женщину. Приглядевшись я увидел едва заметное углубление, которое станет щелью вагины, две маленькие выпуклости, которые разовьются в груди. Существо было сформировано из того-же полупрозрачного голубовато-белого вещества, желеподобной субстанции, которая сияла в лунном свете и казалась липкой. Чтобы понять такая же ли она на ощупь как и на вид, мне хотелось протянуть руку и прижать светящуюся кожу пальцем, но я воздержался, не желая навредить развитию фигурки испортив её прикосновением.

Ночной воздух была влажным и росистым, земля была сырой, но я гадал будет ли этого достаточно чтобы поддерживать зарождающуюся женщину увлажненной и обеспечивать её рост. Размышляя о том как выглядит вагина Анны Хоуэлл под трусиками, я посмотрел на свой растущий пах и понял что думаю о том что должен помастурбировать на фигурку, чтобы обеспечить её влагой и питательными веществами.

Я встал, опустил штаны, взял член в руку и начал его поглаживать, мою голову заполнили темные мысли, одна из моих извращенно-порочных фантазий, но в последнюю минуту я отстранился забрызгав не голубовато-белую плоть, а буйно разросшийся папоротник, с животным рыком опустошив свои чресла на злополучное растение.

Казалось, бесцветные поджатые губы улыбаются мне.

Я вернулся домой заполночь, слишком возбужденный и взволнованный чтобы спать: мою голову заполняли идеи которые я не хотел знать, мое тело разрывали побуждения которым не осмеливался следовать. В гостиной, под светом единственной лампы я читал местную газету, которую доставили с почтой этим днем. На первой странице было фото Гиффа Маккарти, главного лесничего района. На нем был женский парик и толстый слой туши на ресницах; то что его губы накрашены темной помадой было видно даже на черно-белой бумаге газеты. ЧИНОВНИК ЛЕСНОЙ СЛУЖБЫ ОБВИНЯЕТСЯ В ДОМОГАТЕЛЬСТВЕ, гласил заголовок, и я неожиданно я вспомнил что произошло в хижине. Понял, почему нас вызвали тушить старый пансионат

потому что Бог живет там

и увидев безумие в глазах старого рейнджера, его аккуратно накрашенные губы в обрамлении шлюховато нарумяненных щек, я смял газету и отправился спать.