Рассказы

Второй дом пустовал — легко понять почему. То, что компьютер полагал детской, на самом деле оказалось кабинетом, а спальня родителей располагалась ближе к внешней части. Открытые окна ясно показывали, какой путь избрали жильцы.

Странное чувство охватило меня, когда я оставил дом позади. Внутренний ветер, казалось, дул сильнее обычного, дорога поворачивала прямо во тьму, а меня затопило необъяснимое спокойствие. Я бежал изо всех сил, но боязнь внезапной смерти пропала. Мои легкие, мои мышцы испытывали прежние трудности, но я казался себе странным образом отделенным от них. Осознавая боль и напряжение, я оставался непричастным.

По правде говоря, я точно знаю, зачем я здесь. Снаружи я бы никогда в этом не признался: слишком уж диковинно, слишком странно это звучит. Разумеется, я рад спасать жизни — возможно, в этом тоже есть зерно истины. Без сомнения, я жажду славы героя. Настоящая же причина чересчур необычна, чтобы отнести это на счет самоотверженности или тщеславия.

Воронка делает осязаемой главную часть бытия. Нельзя видеть будущее. Нельзя изменить прошлое. Вся жизнь состоит из бега в темноту. Вот поэтому я здесь.

Мое тело не то чтобы онемело, но стало каким-то обособленным — приплясывающая и дергающаяся заводная кукла. Я отвлекся от этих ощущений и сверился с картой — как раз вовремя. Мне пора было круто повернуть направо, и это вывело меня из состояния сомнамбулы. От зрелища раздвоенного мира заболела голова, поэтому я уставился под ноги, пытаясь вспомнить: застой крови в левом полушарии должен сделать меня более рациональным или менее?

Третий дом оказался в промежуточном положении. Спальня родителей несколько сдвинута вовне относительно детской, но дверной проем дает доступ только к половине комнаты. Я влез через окно, которым не смогли бы воспользоваться родители.

Ребенок был мертв. В глаза мне сразу бросилась кровь. Неожиданно я почувствовал страшную усталость. В двери виднелась щель, и я понял, что, должно быть, произошло. Мать или отец протиснулись внутрь и обнаружили, что могут дотянуться до ребенка — взять за руку, но не больше. Сопротивление не позволяет тащить внутрь, это сбивает людей с толку. Они этого не ждут, а когда замечают, то начинают бороться. Пытаясь вырвать самое дорогое из лап опасности, будешь тянуть изо всех сил.

Мне нетрудно выйти через дверь, но это чуть сложнее для человека, который этой дорогой пришел, особенно для отчаявшегося. Я обратил лицо в темноту внутреннего угла комнаты и крикнул: «Пригнитесь как можно ниже!». Потом показал как. Я выдернул из ранца пистолет с разрывными зарядами и высоко прицелился. В обычном пространстве я бы от отдачи полетел кувырком, а здесь почувствовал просто сильный удар.

Я шагнул вперед, лишая себя возможности воспользоваться дверью. Не было никаких признаков того, что я мгновением раньше пробил метровую дыру в стене. И правда, вся пыль и осколки — только с той стороны. Наконец я добрался до мужчины: он стоял в углу на коленях, обхватив руками голову. На миг мне почудилось, что он жив и принял такое положение, чтобы защититься от взрыва. Ни дыхания, ни пульса. Вероятно, переломанные ребра — проверять не хотелось. Одни люди могут продержаться час, стиснутые между каменными стенами и невидимой третьей, безжалостно зажимающей их в углу, если догадываются немного отступить. Другие исправно делают худшее: забиваются в глубь своей тюрьмы, подчиняясь некоему инстинкту, который в других условиях наверняка небесполезен.

А может, этот мужчина вовсе не был жертвой паники. Может, он просто хотел, чтобы все побыстрей закончилось.

Я пролез сквозь дыру в стене. Шатаясь, прошел через кухню. Чертов план врал, врал, врал! Двери, на которую я рассчитывал, не существовало. Я разбил кухонное окно — и порезал руку, выбираясь наружу.

Я отказывался смотреть на карту. Мне не хотелось знать время. Теперь, когда передо мной маячила единственная цель — спастись самому, — все потеряло смысл. Я смотрел в землю, на пробегающие волшебные стрелки, стараясь не считать их.

Заметив гниющий на дороге брошенный гамбургер, я сразу понял: что-то не так. Здравый смысл обывателя подсказывал мне, что нужно повернуть обратно, но я еще не настолько глуп. Горло и нос защипало, словно от кислоты. Когда я смахнул слезы, случилось нечто невероятное.

Высоко во тьме впереди, слепя мои привыкшие к темноте глаза, возник сверкающий голубой свет. Я заслонил лицо, потом принялся вглядываться через щели между пальцами. Приспосабливаясь к яркому свету, я начал различать детали.

В воздухе, подобно перевернутому стеклянному органу, висел, купаясь в яркой плазме, пучок длинных, тонких, светящихся цилиндров. Их свет нимало не высвечивал дома и улицы внизу. Должно быть, галлюцинация. Я и раньше видел тени в темноте, но ничего столь потрясающего, ничего — так долго. Я побежал быстрее, надеясь, что видение выветрится из головы. Оно не исчезло и не дрогнуло. Только стало ближе.