В моем сарае до сих пор лежит ровный фанерный круг. Он так и не стал ФАКСом. Зеркала мы раздарили девчонкам и малышне с нашей улицы — пусть забавляются.
Загадка гибели римского флота под Сиракузами так и осталась загадкой. Впрочем, Тошку это не особенно волнует. Он крепко сдружился с Гошей и чуть ли не каждый день бегает в Затишье после уроков. Однажды я хотел пойти вместе с ним, но он сказал, что мне будет неинтересно, потому что я больше склонен к литературе, чем к физике. Я не обиделся. Может быть, Тошка действительно прав.
ЛИТУАНИКА
На задней парте у окна Орька Кириков показывал новые марки. Перемена была большая; на улице моросил нудный дождь; в коридоре дежурила Татьяна Михайловна — не побегаешь.
От нечего делать мы разглядывали желтых тигров Экваториальной Африки, чеканные профили американских президентов и виды черноморских курортов.
К парте подошел Юрка Блинов, облокотился о наши плечи:
— Это что, марки? Ну-ка, покажи.
Орька только что открыл следующую страницу кляссера. Там была всего одна марка: по сторонам головы двух летчиков в форменных фуражках с незнакомыми гербами, между ними странный четырехлопастный пропеллер и сверху надпись жирными буквами — «LIETUVA».
Мы не успели как следует рассмотреть эту марку, потому что Юрка сказал:
— Это что за фашисты?
И в следующий момент произошло такое, что мы разом отпрянули от парты, а Николайчик даже ахнул.
Орька резко захлопнул кляссер, вскочил и коротким тычком ударил Юрку кулаком в лицо. У Юрки звонко лязгнули зубы и голова дернулась назад. Несколько мгновений Юрка стоял закрыв глаза, оглушенный ударом, и на скуле у него вспухали белые отпечатки Орькиных костяшек. Потом открыл глаза, схватился за челюсть и глухим страшным голосом произнес:
— Ты это что, а?..
— Л... лучше молчи, ес-сли не знаешь, — пробормотал побледневший Орька.
— Ты это что? — повторил Юрка, сжимая кулаки.
— Отойди, Блин! Отойди лучше! — закричал Орька, и лицо у него стало совсем белое, и мы поняли, что сейчас будет такая драка, какой давно не видели в нашей школе.
Юрка перегнулся через парту и ударил Орьку в плечо. Орька вылетел в проход между партами. Волосы у него стояли дыбом, губы стали совсем тонкими, а глаза сумасшедшими.
Что произошло бы дальше, трудно сказать. Но тут от двери раздался голос Татьяны Михайловны:
— Блинов! Это еще что за безобразие? Идите сюда! Вы меня слышите? Идите сюда!
И она увела Юрку в учительскую.
— За что ты его стукнул? — набросились мы на Орьку, едва только закрылась дверь. — Теперь держись! Ну и даст он тебе после уроков!
Орька хмуро молчал, глядел на нас исподлобья, а потом сказал:
— Идите вы все отсюда!
И ни с кем не разговаривал до последнего звонка. А Юрка больше не пришел в класс. Мы узнали, что завуч послала его домой с какой-то запиской.
Вечером я отправился к Орьке. Мне не терпелось узнать, почему он, обычно не любящий драк и немного трусоватый, не побоялся ударить Юрку Блинова, того самого Юрку, которого побаивались задевать даже десятиклассники. Неужели из-за какой-то несчастной марки? Правда, Юрка частенько посмеивался над Орькиным увлечением, но чтобы дело дошло когда-нибудь до драки... нет, этого не бывало. Тут что-то другое.
Орька был дома один. Сидел за большим обеденным столом, разложив кругом тетради, и решал примеры, которые нам задали на завтра.
— Ты чего пришел? — спросил он меня.
— Поговорить надо.
— Про Блина, да?
— Про Блина. В школу его без родителей теперь не пустят, это ясно. И это уже второй вызов. А ты знаешь, какой у него отец? Ну вот. Плохо Блину.
— Конечно, плохо, — согласился Орька.
— Надо пойти к завучу и сказать, что начал не Блин. А потом попросить у завуча записку, что родителей не нужно, что Блин не виноват и может приходить в школу.
— Не пойду я к завучу, — сказал Орька. — Начал не я. Начал Блин. Я-то его не задевал.
У меня даже дух захватило от такой наглой лжи. На глазах у шести свидетелей ударить человека, а потом преспокойно заявить, что и пальцем его не тронул! Это было невероятно, и это говорил Орька Кириков, мой друг с самого первого класса!
— Слушай, Орька. Может, ты скажешь, что и стукнул он тебя первым?
— Нет, — сказал Орька. — Стукнул я.
— Так чего же ты болтаешь, что начал Блин? Как же это выходит?
— Вот так и выходит. Фашистами-то он обозвал? Он.
— Тебя, что ли, обозвал?
— Не меня. Дарюса и Гиренаса.
— Кого?
— Дарюса и Гиренаса. Летчиков, что на марке.
Я вытаращил глаза.
— Они что, твои родственники, что ли?
— Хотел бы я иметь таких родственников, — сказал Орька, — только вот не пришлось...
— Ты, Орька, самый последний дурак. Какое тебе до них дело?
— Какое мне до них дело? — повторил Орька. — Ты хочешь знать, какое мне до них дело?
Он сунул задачник и тетрадку в портфель и выложил на стол кляссер. Он открыл его на той самой странице, где за полоску целлофана была вставлена марка с надписью «LIETUVA».