Рассказы

Потом раздался такой плеск, словно нырнул в воду целый утиный выводок очевидно, контрабандисты не боялись замочить ноги или даже очутиться по пояс в воде; но сверху нельзя было разглядеть, что там происходит, а через несколько минут снова заскрипела под шагами галька. Удерживающий веревку железный кол, на который Стокдэйл положил было руку, начал слегка клониться набок, — грузчики взбирались по склону, держась за веревку, и слышно было, как с них стекает вода. Когда они начали один за другим показываться наверху, стало видно, что каждый тащит на себе пару бочонков: один за спиной, второй на груди. Бочонки были связаны веревкой, закрепленной под обручами и перекинутой через плечо грузчика. Те, кто посильнее, несли еще и третий бочонок, примостив его за спиной, но большинство тащило только по два, Да и то было достаточно тяжелым грузом: человеку, отшагавшему с такой ношей мили четыре-пять, начинало казаться, что ему всю грудь расплющило.

— Где мистер Оулет? — обратилась Лиззи к одному из грузчиков.

— Он там ждет, пока мы все выберемся, — ответил тот. — А вернется другой дорогой.

Поднявшиеся первыми, не дожидаясь остальных, пустились в обратный путь; когда вскарабкался последний, Лиззи подтянула веревку, намотала ее витками на руку, вывернула кол из земли и хотела уже идти следом за всеми.

— Вы что-то уж очень беспокоитесь об Оулете, — сказал священник.

— Господи, что за человек! — воскликнула Лиззи. — Ведь он же мне родня!

— Да, правда. Ну, хорошеньких дел вы натворили сегодня ночью, — сказал Стокдэйл угрюмо. — А все-таки дайте я понесу вам кол и веревку.

— Слава богу, удалось благополучно переправить товар на сушу, — сказала Лиззи.

Стокдэйл покачал головой и, приняв из рук Лиззи кол, зашагал рядом с ней по направлению к холмам, и ропот моря мало-помалу затих вдали.

— Об этих-то делах вы и разговаривали тогда с Оулетом? — спросил священник.

— Да. Других дел у нас с ним нету.

— Странно все-таки по такому поводу входить в компанию с молодым человеком.

— Это повелось еще от наших отцов. Они ведь были деверями.

Стокдэйл не мог закрывать глаза на то, что при сходстве вкусов и целей у Лиззи и Оулета и при необходимости для них разделять опасность всякий раз, как приходила новая партия контрабанды, было бы только естественно, если бы Лиззи приняла от своего компаньона предложение руки и сердца. Соображение это не смягчило Стокдэйла, напротив, оно еще более укрепило в нем решимость не допускать этого брака, вырвать Лиззи из компании ночных авантюристов и добиться, чтобы она вела более приличный для женщины образ жизни, притом в соответственной обстановке — например, в гостиной священника в каком-нибудь отдаленном графстве, как можно дальше от побережья.

Они держались на довольно близком расстоянии от вереницы грузчиков, и когда те вышли на дорогу, ведущую к деревне, Стокдэйл увидел, что они разбились на две неравные группы, и каждая направилась в свою сторону. Меньшая двинулась к церкви, и когда Лиззи и Стокдэйл подходили к дому, контрабандисты уже перелезли через церковную ограду и неслышно ступали по кладбищенской траве.

— Оулет, как видно, опять решил часть бочонков спрятать на колокольне, — заметила Лиззи. — Помните, я водила вас туда в первый вечер, как вы приехали?

— Как не помнить, — сказал Стокдэйл. — Не удивительно, что у вас было разрешение продырявливать бочонки — они, очевидно, принадлежали Оулету?

— Нет, то были мои собственные, я сама себе дала разрешение. Их тогда на другой же день увезли в телеге с навозом — далеко, за несколько миль отсюда, и сбыли очень выгодно.

В эту минуту из-за живой изгороди против дома Лиззи начали вдруг один за другим выпрыгивать контрабандисты — те, что составляли более численную группу; первый — у него за плечами не было ноши — выступил вперед.

— Миссис Ньюбери, это вы? — произнес он торопливо.

— Да, Джим, это я. Что случилось?

— Вот какое дело, Лиззи: в Бэджерс-Клампс нам сегодня не удастся ничего пристроить, — сказал Джим Оулет. — За местом наблюдают. Придется вытащить яблоню в саду, если только успеем. Под лестницу на колокольне уж больше ничего не засунешь, а в навозе у меня во дворе и так спрятано больше, чем следовало бы.

— Хорошо, только поживее, — сказала Лиззи. — Чем я могу помочь?

— Нет, Лиззи, не хлопочите. А, это наш проповедник. Ну, вам обоим, раз вы делу пособить не можете, лучше зайти в дом, чтобы вас и не видели.

В голосе его слышалась лишь озабоченность контрабандиста, а не ревность влюбленного. Люди, бывшие с ним, тем временем уже почти все выбрались из-за ограды, но когда прыгал последний, веревка, соединявшая бочонки, на беду, соскользнула, и оба бочонка покатились по дороге; от удара один из них треснул.

— Ах, чтоб тебе! — вскрикнул Оулет и кинулся к дороге.

— Такой бочонок стоит, наверное, очень недешево? — осведомился Стокдэйл.