Он научил ее одеваться. «Изабелла, котик, что это за цыганщина!» — вздыхал он, пока она не отказалась от своей вычурно-экстравагантной манеры, уже заслужившей приговор ректорши. С его помощью она роскошно, хотя, может, и чересчур безупречно, отделала особняк на Портман-сквер. Гай оказался совершенным профессионалом по части оформления интерьеров, а поскольку денег и комнат было достаточно, его страсть к стилизации расцвела пышным цветом. Выбор таких обязательных экспонатов, как полотна Сурбарана, Фрагонара, Сэмюела Пальмерса и Брака, он благоразумно предоставил профессору и леди Мод, но в остальном его фантазия не знала удержу. В доме появились спальни эпохи Регентства, столовая а-ля испанское барокко, гостиная времен Второй империи, викторианский кабинет, веселенькая комната неопределенного назначения в стиле модерн; но подлинным его шедевром стал просторный туалет с мебелью из металлических трубок, отделкой из искусственной кожи и кактусами в горшках. «А не устроить ли нам чудный довоенный клозет в старом мюнхенском стиле?» — предложил Гай, и Капперы, почесав в затылке, согласились.
Лишь в одном их взгляды не совпадали: Изабелла твердо стояла на том, что все надо делать с наименьшими расходами — и у нее, и у Брайена бережливость была в крови. От этих проблем Гай полностью устранился, но он познакомил ее с четвертым «китом» — Таней Мул.
— Стерва, каких мало, котик, — наставлял он Изабеллу, — но может достать недоставаемое, и по сходной цене. Ее век пришел с войной, как только жулье начало работать по-крупному.
Когда-то миссис Мул была красавицей в стиле Глэдис Купер, но теперь ее лицо покрывала мелкая паутина морщинок, из которой призывно смотрели большие и глубокие голубые глаза; ее волосы всегда были уложены в очень высокую прическу и имели густой фиолетовый оттенок; она носила исключительно черные платья лучшего найтсбриджского покроя с неизменным жемчужным ожерельем. Для Изабеллы ее услуги были неоценимы: хотя миссис Мул и запрашивала немалые комиссионные, ей были известны бесчисленные «левые» пути приобретения слуг, мебели, рабочих и продуктов в обход карточной системы; она задолго чуяла банкротство и всегда первой являлась на распродажу; она отлично знала, какой владелец произведений искусства переживает трудные времена и на какую минимальную цену он согласится. Не удивительно, что при таких четырех союзниках Изабелла не сомневалась в успехе.
Однако в разгар победоносной кампании ее постиг страшный удар: юристы пришли к заключению, что дьявольский, преступный, сумасшедший пункт завещания дяди Джозефа правомерен. Даже Брайен, извлеченный из водоворота лекций, докладов и профессорских обедов, вынужден был признать, что положение критическое. Изабелла была в отчаянии. Глядя на еще не обставленную большую гостиную (они уже выбрали эпоху Людовика XIII), она думала о готовящемся кошмаре. Ясно, что такой вопрос ей не решить в одиночку — необходим совет союзников.
Изабелла непрестанно ходила взад и вперед возле пылающего камина и говорила, отнимая сигарету от нервно напряженных губ и выпуская гневные клубы дыма. Ее взгляд скользил по монаху Сурбарана с его совой и обезьяной и по желто-голубому гобелену, на котором всадников в охотничьих костюмах окружали дородные нимфы и сатиры; изредка она поглядывала на Гая, растянувшегося на полу, на его пальцы, теребящие зимнюю розу, но упорно не смотрела на Брайена, леди Мод, миссис Мул и профессора, неподвижно сидящих на стульях с высокими расшитыми спинками.