— Я просто подумал, как тяжело бывает, когда люди не понимают друг друга. Папа ведь, в сущности, человек очень добрый, но его раздражает, что мама все время ворчит. Он никак не хочет понять, что это у нее от непереносимой боли. Наверное, поэтому он и запил. Когда он приходит пьяный, он ругает маму нехорошими словами, а мама плачет и говорит, что лучше умереть, чем так жить.
— Не расстраивайся, малыш, — сказала пожилая дама, — имея такого сына, ради одного этого стоит жить.
— Папа тоже так считает, — Родни окончательно вошел в роль, — нам с ним очень здорово вместе, когда мы бродим за городом или по берегу моря. Чего он только не знает, и про птиц и про рыб. С ним так интересно. Если бы мама видела его в эти минуты! Вы знаете, я все думаю, что я просто обязан помочь им понять друг друга — ведь, кроме меня, некому.
Все это время пожилой господин что-то чертил тростью по гравию. Наконец он поднял голову, окинул Родни насмешливым взглядом и сухо произнес:
— Помочь людям понять друг друга может оказаться не так-то просто.
Изобразив на лице трогательное смущение, Родни ответил:
— Я знаю, это будет нелегко. Ведь я еще маленький.
Пожилой господин поднялся, потрепал Родни по плечу и сказал уже мягче:
— Я бы на твоем месте так не огорчался. Взрослые народ чудной — сегодня они ссорятся, а завтра мирятся, Ну-с, дорогая, нам пора, — добавил он.
Пожилая дама наклонилась, поцеловала Родни в лоб, затем достала из сумки визитную карточку.
— Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь, вот мое имя и адрес, — сказала она. — А ты все-таки большой молодец, так и знай!
Родни опоздал к чаю, но миссис Брент, казалось, и не заметила этого. При виде ее он вдруг вспомнил, что соврал священнику, и ужаснулся, не звонила ли миссис Картрайт. Однако лицо матери, как он ни всматривался в него своим опытным глазом, бури не предвещало, и он по привычке успокоился. «Кажется, пронесло, — подумал он. — Господи, — шептал он себе под нос, — больше никогда не буду врать, только бы на этот раз обошлось».
Он обратил внимание, что на маме черное платье, схваченное на плече бриллиантовой булавкой, и черная шляпа с перьями, завивавшимися над ухом. Значит опять уходят. За все каникулы они всего четыре раза оставались вечером дома, но и тогда звали к себе гостей, так что ему приходилось ужинать одному. И почему они совсем не разговаривают с ним? Еще мама, бывает, поговорит, да и то когда больше не с кем. Обычно, когда они оставались одни, она говорила: «Господи, неужели мы одни, даже не верится. Наконец-то можно дух перевести. Слушай, Родни, ты бы занялся своим делом, а то я хочу все закончить к папиному приходу, а ты меня отрываешь». Сегодня вечером пришла тетя Айлин, и мама, естественно, разговаривала с ней. «Вот такая собеседница маме и нужна», — подумал Родни, исподтишка поглядывая на круглое, бледное, словно раз навсегда удивившееся лицо тетки, на ее приподнятые брови, полураскрытый рот и огромные серьги, позвякивающие в такт восхищенным возгласам: «Да что ты?!», «Не может быть!».
— Нет, правда, Айлин, она, наверное, выпила лишнего, — говорила мать. — Играть она никогда толком не умела, но пойти до пяти в старшей масти после первого выигранного гейма, когда у тебя на руках нет даже двух старших онеров, это уж слишком! Дерек был в ярости. Я дала ему слово больше никогда не ходить к ней. А с другой стороны, разве можно к ней не ходить, когда она в свое время так помогла нам с талонами на бензин?!
— Какой кошмар, Вера, — ужасалась ее невестка.
— Не говори. Другое дело, что по сравнению с Дереком здесь вообще никто не умеет играть в бридж. Ты бы видела выражение его лица, когда эти дамочки лепят ошибку за ошибкой. Ну ничего, все равно — скоро лето, опять крикет, теннис, не до бриджа будет. Кстати, ты знаешь, на Лондон-роуд открылся новый ночной клуб.
— Да неужели? — дежурно отозвалась Айлин, — а я и не знала.
«Что ты вообще знаешь», — подумал про себя Родни.
— Представь себе. И говорят, там очень весело. Сегодня мы поедем туда прямо от Грэхемов. Дерек давно мечтает как следует потанцевать. Он ужасно любит старомодные танцы. Так что, как видишь, летом у нас дел хватит. Кстати, очень может быть, что в конце августа мы поедем за границу. Дерек говорит, что при желании можно будет обойти валютные ограничения.
— Как я рада за Родни, — сказала тетя Айлин.
— Видишь ли, дорогая, — возразила ей миссис Брент, — я, честно говоря, считаю, что брать мальчика с собой было бы безумием. Сама подумай, что ему делать в Париже на каникулах, и кроме того, он нам будет мешать. Нет уж, уволь! Классный наставник интерната в Аппингеме пошел мне навстречу, он не возражает, если Родни приедет за две недели до начала занятий. К этому времени съедутся уже многие мальчики, так что скучать ему не придется.
— Мамочка, прошу тебя, — взмолился Родни, — не отдавай меня в интернат на каникулы. Мне будет там плохо, я знаю.