Рассказы

Диана повернула лебединую шею и осуждающе посмотрела на мужа. Она встала с кушетки, широкий лимонный шарф, соскользнув с плеч, повис у нее на сгибах локтей.

Старая леди Омут тоже обратила внимание на резкость сына. Сидя на диване, она быстро обернулась, расплескала коктейль на подол жемчужно-серого вечернего платья и, обтирая его шелковым платочком, громко спросила:

— Ну, как он нынче, Карви?

Голос у нее был сиплый, гортанный, выговор не столько простонародный, сколько просто неинтеллигентный.

— По-моему, леди Омут, — ответила сестра Карвер, — его можно будет сегодня уложить сразу после ужина. Днем он был немного возбужден, но потом за своим писанием угомонился. Я ему еще перед сном дам успокоительное.

— Тогда я не пойду наверх пожелать ему спокойной ночи, — решила старая дама. — А то еще опять разволнуется.

Ее младший сын Роланд на мгновение скривил губы. Он редко бывал в родительском доме и многое здесь находил потешным. Однако он поспешил провести ладонью по лицу и светлым седеющим волосам, чтобы скрыть от матери промелькнувшую усмешку.

— Вот сегодняшнее сочинение лорда Омута. — Сестра Карвер подняла над головой продолговатый конверт.

— Да, да, — раздраженно отозвался Уолтер. — Я думаю, вы сами найдете, как им распорядиться.

Приятная, скорбная, несколько томная улыбка сестры Карвер едва не стала ледяной, однако, как всегда, благополучно оттаяла.

— Доктор Мэрдок просил, мистер Биггс, чтобы мы сохраняли все написанное лордом Омутом, — объяснила она. — Хочет показать новому специалисту, которого собирается привезти в будущем месяце.

— Да, Уолтер, я забыла тебе сказать. Мы теперь все, что Генри пишет, собираем, — объявила леди Омут, будто речь шла о новом правиле хранения ученических тетрадей.

Ее грузное тело и одутловатое старое серое лицо изображали довольство, рука оглаживала серый шелк платья, но глаза просительно взглянули на сестру Карвер, ища поддержки.

— Господи, это еще зачем? — изумился Уолтер, собрав в складки багровый, с залысинами, лоб и вздернув брови к самым корням редеющие рыжих жестких волос. — Мэрдок пользует старика уже тысячу лет. Все про него знает. И совершенно незачем сейчас что-то затевать, отец ему не подопытный кролик.

Диана опять поправила на спине лимонный шарф. Их дочь Пейшенс на мгновение оторвалась от «Анны Карениной» и смерила отца взглядом, как будто он на нее чихнул. Ее брат Джефф не прервал чтения газеты, однако тоже нахмурил брови.

— Доктор Мэрдок все делает только как для вашего отца лучше, верно, Карви? — сказала леди Омут.

Но сестра Карвер не успела ответить, потому что в это время Роланд Биггс презрительно заметил брату:

— До чего же ты, Уолтер, любишь бросаться такими словами, как «подопытный кролик». В медицине ты ничего не смыслишь, как и вообще в естественных науках. В глубине души ты просто перепуганный суеверный дикарь, но этот звон радует твое сердце.

Уолтер засмеялся, и вышло, будто его брат просто школьничает.

— Ну, ясно, биохимик знает природу душевных заболеваний как свои пять пальцев, да? — сказал он и, видя, что брат не отвечает, уже без смеха, настойчивее, с вызовом повторил: — Ведь так прикажешь тебя понимать?

Роланд собрался было ответить ему в тон, но передумал и вяло возразил:

— Да нет, Уолтер, я только хотел сказать, что современный толковый бизнесмен ни в одной области не смыслит ровным счетом ничего.

— Ну нет, Роланд, — вмешалась его невестка. — Что за глупости. Среди бизнесменов сколько угодно людей образованных, даже если Уолтер и не из их числа.

— Господи! — ужаснулась леди Омут. — Я бы вот так-то разговаривала с Генри… — И поспешила обратиться к сестре Карвер: — Вы ведь вместе с нами встречаете Новый год, Карви?

Сестра Карвер позволила себе маленькое удовольствие улыбнуться от души.

— Если вы не сочтете, что мое место — с финнами и сицилийцами. А вы как полагаете, мистер Биггс? — спросила она Уолтера. Он посмотрел на нее затравленно, но потом тоже улыбнулся: пикироваться с нею было ему привычно и необидно.

— Мисс Карвер, вы получаете увольнение от встречи Нового года на кухне, — провозгласил Роланд. Этим он хотел подчеркнуть, что брат строит из себя главного в материнском доме — или его еще можно было называть отцовским?

Диана издала свой убийственный серебристый смешок.

— Какая прелесть! Вы удивительно действуете на Уолтера, Карви.

Джефф отложил газету и обратил свое недовольство против матери.

— Почему прелесть — нападать на папу? — спросил он. На очки ему нависла черная прядь, но залысины на висках обещали плешь, как у отца. — Ну, хорошо, — поспешил он добавить, чтобы сестра не успела сделать ему замечание, — если это нельзя, тогда почему прелесть — не встречать Новый год на кухне? Уж кажется, не глупее…

— Не могу понять, — Пейшенс, наконец, оторвалась от Левина на покосе и оповестила об этом присутствующих, — не могу понять, почему вообще должен быть Новый год на кухне? Разве нельзя, чтобы они встречали с нами?

— Что ты, милочка, — поторопилась с ответом ее бабка, — у них ведь свои обычаи, иностранные.