Рассказы

— Спасибо за все, что вы сделали, — сказал он, но мисс Черрил вышла, не удостоив его даже взглядом.

С минуту он молча смотрел на Сильвию. Удивительная вещь: ее плач был приятен ему. Впрочем, он уже был знаком с капризами мужской природы. Сейчас он поспешил унять это волнующее чувство, удвоив внимательность.

— Я бы очень хотел вам помочь, если это возможно.

Прозвучало глупо, холодно, но Сильвия точно ждала этих слов.

— Катись отсюда! — взвизгнула она. — Оставь меня в покое!

Вполне резонная просьба, и Морис было двинулся к двери, как вдруг Сильвия, перегнувшись через край постели, схватила туфлю и запустила ему в голову. Рука у нее была нетвердая, и, конечно, она промазала. Однако сама эта акция произвела неожиданное действие на Мориса: он решительным шагом подошел к постели и влепил Сильвии пощечину. Потом неловко и жадно поцеловал ее в губы. Тяжелый дух, которого не могли перебить даже пары одеколона в комнате, разом отрезвил его. Вся линия его поведения предстала ему настолько причудливой, что он опустился на край постели и уставился куда-то поверх головы Сильвии.

— Ты похож на рыбу, — сказала она. Она уже не плакала, и Морис отметил, что в нормальном состоянии голос у нее сипловатый.

— Прости, — сказал он. — Я пришел тебе помочь.

— Уже помог, — сказала она.

Удивительная ее непосредственность и при этом какая-то туповатость напомнили ему многое из его театральных впечатлений. Если его здесь ждала не трагедия, и даже не мелодрама, к которой он готовился, то по меньшей мере английская комедия лучшей выделки. От внешнего вида комнаты он постарался отвлечься. В конце концов, декорации далеко не самое главное на сцене. Он тоже будет немногословен, в меру развязен, артистичен, современен.

— Зачем ты это сделала? — спросил он.

И напрасно спросил: она опять так разревелась, что он собственного голоса не слышал.

— Сейчас опять придет мисс Черрил! — крикнул он.

— Прилипала чертова, — заливалась Сильвия. — Ненавижу.

— Она была к тебе очень внимательна, насколько я понимаю.

— Внимательна, как же! Просто любит совать нос в чужие дела.

— Ну ладно, — кричал Морис, — не будем о ней. Ты можешь рассказать, что случилось?

— С какой стати? — удивилась Сильвия. — Чужому человеку.

Усмотрев противоречие, Морис сказал:

— Если тебе ни к чему наша помощь, зачем же ты тогда просила мисс Черрил звонить моей бабушке?

Сильвия снова заплакала.

— Ты не веришь, что это серьезно. Думаешь, я струсила. Вы так и скажете Виктору, да? Обозвать истеричкой легко. Ты тоже думаешь, что я истеричка? — кричала она сквозь слезы.

Насколько он вообще мог думать в ее присутствии, он так и думал, но с истеричками ему еще не приходилось иметь дела, и поэтому полной уверенности у него не было; как бы то ни было, если она впрямь истеричка, самое важное сейчас ее успокоить, раз ни встряска, ни пощечины — радикальные средства, по его представлениям, — не помогли.

— Нет, я думаю, что ты очень несчастна, — сказал он, — и, если могу быть полезен, я бы очень хотел тебе помочь.

Может, это и не самое достойное назначение в жизни, которого искало его поколение, однако это был искренний порыв, и он возымел действие.

Сильвия притихла.

— У меня такие неприятности, — сказала она, — кошмар. Я полюбила безнадежного обманщика. Страшнее этого ничего нет, — сказала она с убежденностью человека, познавшего последние, конечные истины. — Он говорит, у него никого нет, — пояснила она, — только меня не проведешь. Я даже знаю, как ее зовут: Хильда. Ужас, правда?

И она снова разрыдалась.

Морис не мог вполне разделить ее чувства, но отмалчиваться не стал:

— Имя, конечно, не слишком симпатичное.

Сильвия замолотила кулачками по его ноге.

— Дурак, идиот! — кричала она. — Виктор меня бросил! Понимаешь? Бросил. Я уже в четверг обо всем догадалась и сказала: «Виктор, если ты меня больше не любишь, лучше скажи сразу. Я стерплю». А он только улыбался, чтобы совсем разозлить. «Ты хочешь, чтобы я закатила сцену, — сказала я, — чтобы у тебя было оправдание. Так вот, никаких сцен не будет. Я не боюсь правды». И если я так рано озлобилась и ожесточилась, — бросила она в лицо Морису, — то кто в этом виноват? Что хорошего видела в жизни Сильвия Райт?

Если у нее и был заготовлен ответ на этот принципиальный вопрос, то в эту минуту уши Мориса были заняты другим: на улице заскрипели тормоза, послышались голоса, в дверь позвонили. Среди незнакомых Морис различил и бабкин голос. Он пошел к двери, жалея, что не поцеловал Сильвию еще раз, пока бабка не появилась на сцене.

— Ты даже не желаешь меня выслушать, а спрашиваешь, как все случилось. Смотреть на тебя противно, — сказала Сильвия.

Действительно, посторонний шум отвлек его внимание, но и без того было трудно следить за потоком ее слов.

— Ты думаешь, раз я сидела в тюрьме…

— Я впервые об этом слышу, — перебил ее Морис. — Просто я не хочу держать бабушку на улице.

Когда он вышел в прихожую, по лестнице медленно, бочком спускалась старушка в халате…

— Все куда-то спешат, — брюзжала она. — А я быстрее не могу.

— Мне кажется, это мне звонят, — сказал Морис.