Рассказы

Она подошла к Сэм как можно ближе, уверенно глядя на те самые губы, которые ей предстояло целовать. Изабель отчетливо помнила, как это было в прошлый раз. И эти воспоминания заставили ее сжать рукой спинку кресла Питера в поисках опоры, даже не заметив, что под ее ладонью оказались пальцы Сэм, чья рука так же покоилась на этой самой спинке. Сэм, пытаясь унять свое участившееся сердцебиение, с интересом следила за всеми теми эмоциями, которые с легкостью читались на лице ученой.

– Сделай это уже! – требовательно прошептала Изабель.

– Мне послышалось, ты только что сказала, это сделаешь ты! – не удержалась Сэм.

Изабель одарила ее таким полыхающим взглядом, что Сэм предпочла ретироваться.

– Хорошо, хорошо, сейчас! – она глубоко вздохнула.

Наблюдающие за ними, затаив дыхание, ждали, что же будет происходить дальше. Они с трудом могли разобрать слова, которые Сэм и Изабель говорили друг другу, но все происходящее между ними было понятно и без слов. Было очевидно, что участницы этого фанта определенно воспринимают свое задание совсем не как шутку.

– Просто сделай это и избавь нас обеих от недоразумения! Ты же знаешь, как это делается! – шептала Изабель, и ее шепот все больше принимал рассерженные нотки.

Сердилась Изабель больше на себя, на свою беспомощность в данной ситуации, на подскочивший уровень адреналина в крови, на взволнованно стучащее где-то не пойми где сердце и на прочие подобные вещи. Наш квантовый ученый не привыкла чувствовать себя так, чтобы ее хваленое самообладание находилось в непривычной недосягаемости.

Сэм видела, с каким трудом Изабель поддерживает видимость такого обманчивого спокойствия, и не сдержала улыбки.

– Я предупреждаю тебя, Сэммерсон, без фокусов! – зашипела на нее Изабель.

– Не волнуйся, Богарт, тебе понравится! Я буду на высоте!

Изабель пристально и предупреждающе посмотрела в глаза Сэм. Точнее она собиралась это сделать, но не успела она поднять глаза, как Сэм уверенно и вместе с тем нежно обняла ее за талию, шепнув при этом:

– Обними меня! (что Изабель послушно и сделала).

А потом Сэм ее поцеловала. И эта магия случилась вновь. Они забыли, где они и зачем они это делают, они просто целовались. Им казалось, что в комнате темно (так часто кажется, когда закрываешь глаза) и они одни в этой приятной, обволакивающей, оглушительной темноте. Очнулись они от громких одобрительных возгласов и улюлюканья.

– Сэммерсон! – выдохнула Изабель, вцепившись мертвой хваткой в рубашку Саманты. – Почему всегда, когда ты меня целуешь, у меня подкашиваются колени?

– Так ты недовольна? – удивилась Сэм.

– Я не знаю! – честно ответила Изабель, слишком поспешно разжимая свои пальцы и выпуская тончайшую ткань рубашки из своих ладоней.

Но Сэм не спешила разжимать свои объятья. Она по-прежнему обнимала Изабель, удобно расположив обе свои руки у той на талии. И та не возражала. Изабель попросту еще не успела осознать эту часть себя, и Сэм вовсю этим пользовалась.

– Может, вы уже оторветесь друг от друга и вернетесь к нам? – раздался голос Шарля.

– Одну минутку! – бросила ему Сэм, и быстро наклонилась, чтобы еще раз поцеловать Изабель.

Но та уже пришла в себя и, успев среагировать, зажала ее приоткрывшийся рот ладонью:

– Что ты делаешь?

– Страстные поцелуи – они иногда бывают двойными, – невинно объяснила Сэм.

– Этот был одинарный! – отрезала Изабель.

Сэм тут же выпустила ее, беспечно пожав плечами:

– Таааак! – громко и весело протянула она, окидывая взглядом своих друзей. – Я выбираю Ивонн! Можно этот же фант?

Следующий день выдался на удивление холодным и пасмурным. Гости уехали, а наша троица разбрелась по дому, занимаясь своими делами. Но вот вечером выглянуло солнце, и, хотя на улице по-прежнему стоял собачий холод, Сэм выбралась подышать свежим воздухом в самое просторное помещение в доме – студию на верхнем этаже. Сквозь огромные окна во всю стену беспрепятственно лился холодный свет заходящего солнца. Много света. Саманта села в кресло-качалку, стоявшую посреди студии, укрылась пледом, потому что было прохладно, и погрузилась в безмолвное любование облаками, проплывающими на прояснившемся небе. Точнее, затянутое серыми тучами небо у самого горизонта явило вдруг огромный разрыв, открывший взору его следующий более высокий и совершенно чистый пласт, переливающийся всевозможными оттенками розового и золотого, подаренными ему закатным солнцем.