Рассказы

Хотя последняя фраза была произнесена вопросительным тоном, и спрашивающий не отводил от него взгляда, ожидая ответа, Шортхаус решил не реагировать на вопрос. Он молча сорвал с голубого конверта эластичную ленту, выражая таким простым образом свое желание покончить с этим делом как можно быстрее. Стремление Гарви затянуть время совершенно его не устраивало.

— Но я полагаю, без буйства? — добавил тот.

— Без буйства.

— Рад это слышать, — сказал Гарви сочувственно, — очень рад это слышать. А сейчас, — продолжал он, — если вы готовы, мы можем провести это дело до ужина. Оно займет лишь одну минуту.

Он пододвинул кресло к столу и, взяв из ящика ножницы, сел. Его собеседник подошел к нему с бумагами к развернул их. Гарви сразу же взял их и, перевернув несколько страниц, остановился и вырезал несколько слов внизу предпоследнего листа.

Шортхаус увидел слова «Джоэл Гарви», написанные выцветшими чернилами.

— Вот! Это моя подпись, — сказал тот, — и я ее вырезал. Должно быть, прошло уже двадцать лет, как я ее написал, а теперь ее сожгу.

Он подошел к камину, наклонился и бросил в огонь этот маленький кусочек бумаги. Пока он смотрел, как пламя пожирает его, Шортхаус положил настоящие бумаги в карман, а подделку засунул в портфель. Гарви обернулся как раз, когда секретарь совершал это последнее движение.

— Я кладу эти бумаги назад, — сказал он спокойно, — полагаю, что вы уже закончили с ними.

— Конечно, — ответил тот, увидев, как голубой конверт исчез в черном портфеле и Шортхаус повернул ключ. — Теперь они больше не представляют для меня ни малейшего интереса.

Он подотдел к буфету, налил себе маленький стаканчик виски и предложил другой гостю. Но тот отказался и уже надевал пальто, когда Гарви с выражением искреннего удивления обернулся.

— Вы, конечно же, не уезжаете сегодня в Нью-Йорк, мистер Шортхаус? — спросил он изумленным голосом.

— Я думаю, как раз успею к 7.15, если потороплюсь.

— Но я и не знал этого, — сказал Гарви. — Я, разумеется, был уверен, что вы останетесь ночевать.

— Это весьма любезно с вашей стороны, — сказал Шортхаус, — но ж действительно должен вернуться сегодня. Я и не собирался оставаться.

Двое мужчин стояли лицом друг к другу. Гарви достал часы.

— Мне очень жаль, — сказал он, — но, честное слово, я считал само собой разумеющимся, что вы останетесь ночевать. Мне следовало сразу сказать. Я так одинок и так отвык от посетителей, что, боюсь, совершенно забыл хорошие манеры. Но, мистер Шортхаус, вы в любом случае не успеете к 7.15, потому что это последний поезд сегодня, а уже седьмой час.

Гарви говорил быстро, почти нетерпеливо, но голос его звучал искренне.

— У меня еще есть время, если я пойду быстро, — решительно сказал молодой человек, направляясь к двери.

Он посмотрел на свои часы. До сих пор он следил за временем по часам на каминной доске, теперь же, к своей досаде, увидел, что стрелки перешли далеко за цифру шесть, как и сказал хозяин. Часы на каминной доске отставали на полчаса, и гость сразу понял, что на поезд успеть невозможно.

«Передвигали ли стрелки часов? Задерживали ли его здесь намеренно?», — неприятные вопросы вспыхивали в мозгу Шортхауса, и он заколебался, какой же следующий шаг предпринять. В его ушах звенело предупреждение шефа. Выбор был следующий: шесть миль по пустынной дороге в темноте или ночь под крышей Гарви. Первое казалось прямым путем к развязке, если таковая планировалась. Второе… — да, выбор определенно был небогат. Однако одно было ясно — он не должен показывать ни страха, ни нерешительности.

— Мои часы, должно быть, спешили, — заметил он спокойно, опуская руку и не поднимая глаз. — Похоже, я действительно опоздал на поезд и должен воспользоваться вашим гостеприимством. Но поверьте мне, я не хотел причинять вам такие неудобства.

— Мне очень приятно, — сказал Гарвн. — Положитесь на рассудительность старшего и располагайтесь на ночлег. На дворе сильная буря, и вы мне нисколько не помешаете. Наоборот, мне очень приятно. Я так мало общаюсь с окружающим миром, что вы для меня — настоящий подарок.

Его лицо изменилось. Он говорил сердечно и искренне. Шортхаусу стало немного стыдно за свои подозрения, за то, что он во всем искал скрытый смысл, помня предостережения шефа. Он снова снял пальто, и они вдвоем уселись в кресла у камина.

— Видите ли, — продолжал Гарви тихим голосом. — Я отлично понимаю ваши колебания. За все эти годы я не мог не узнать, что за человек Сайдботэм. Я знаю о нем больше, чем вы. Теперь я не сомневаюсь, что он забил вам голову всяческим вздором — наверное говорил вам, что я величайший из негодяев, да? И тому подобное? Бедняга! Он был славным малым, пока не расстроился. Одна из его фантазий состояла в том, что он считал, что все, кроме него, сумасшедшие или почти сумасшедшие. С ним все так же плохо?

— Очень немногим, — ответил Шортхаус как можно доверительнее, — удается дожить до его возраста и, имея его опыт, не питать тех или иных иллюзий.

— Истинная правда, — сказал Гарви, — ваше наблюдение весьма проницательно.