Читаем Рассказы полностью

Войдя в высокую двустворчатую дверь, я очутился в вестибюле, или передней, направо от которой открывается зал, теперь служащий баром. По всей вероятности, именно в этом зале происходили в старину парадные губернаторские приемы, обставлявшиеся с вице-королевской пышностью; здесь губернатор, окруженный офицерами, советниками, судьями и другими слугами короны, встречал толпу верноподданных, спешившую оказать им всем должные почести. Впрочем, сейчас вид у этого помещения такой, что по нему трудно даже судить о былом великолепии. Дубовые панели стен замазаны краской какого-то грязного цвета, и все кажется еще мрачнее оттого, что на Губернаторском доме постоянно лежит тень кирпичной громады, отгородившей его от Вашингтон-стрит. Солнечный луч никогда не заглядывает теперь в окна парадного зала, как не озаряют его праздничные факелы, погашенные революцией. Самый величественный и живописный предмет здесь - это камин, выложенный голландскими изразцами, на которых синим по белому изображены сцены из священного писания; быть может, когда-нибудь супруга Паунолла или Бернарда сиживала перед этим камином со своими детьми и рассказывала им истории, запечатленные в рисунках каждого такого сине-белого изразца. Вдоль одной стены зала тянется вполне современная стойка, сплошь заставленная графинами, бутылками, ящиками сигар и корзинками, в которых лежат лимоны, а также снабженная пивным насосом и резервуаром для содовой воды.

Войдя, я тотчас заметил пожилого джентльмена, который пил, причмокивая губами с удовольствием, сразу внушившим мне уверенность, что в погребах Губернаторского дома по-прежнему водятся добрые вина, хотя, без сомнения, уже не те, которыми услаждали свой вкус губернаторы былых времен. После стакана порт-сангари, приготовленного умелыми руками мистера Томаса Уэйта из портвейна и пряностей, я обратился к этому достойному преемнику и наместнику стольких прославленных лиц с просьбой провести меня по всем покоям их былой резиденции. Он охотно согласился, но, признаюсь, немало усилий воображения потребовалось мне, чтобы усмотреть что-либо интересное в доме, который, если позабыть с его историческом прошлом, представляет собой обыкновенную гостиницу, в каких любят проживать одинокие горожане и заезжие провинциалы со старомодными привычками. Внутренние помещения, некогда, должно быть, просторные и величественные, теперь разгорожены на тесные каморки, в каждой из которых с трудом помещаются узкая кровать, стул и туалетный столик. Но вот главная лестница без преувеличения может быть названа образцом парадной пышности. Расположена она посередине дома и широкими маршами, заканчивающимися каждый квадратной площадкой, восходит до самой башни. По всей ее длине снизу доверху тянутся резные перила с балясинами самой мудреной и причудливой формы; в нижних этажах перила свежевыкрашены, но чем выше, тем они выглядят более запущенными. Не один губернатор прежних лет, в высоких военных сапогах или шаркая мягкими туфлями подагрика, поднимался по этим пологим ступеням на башню, откуда так хорошо можно было обозреть столицу штата и все ее окрестности. Башня эта представляет собой восьмигранник с несколькими окнами и дверью, выходящей на крышу. Отсюда, быть может, говорил я себе, Гэйдж наблюдал действия своих войск в день злополучной победы при Банкер-хилле (если только одна из вершин тригорья не мешала ему), а Хоу следил за приближением армии Вашингтона, шедшей на осаду Бостона; впрочем, теперь перспективу со всех сторон загораживают выстроенные за это время дома, и единственное, что еще видно из окон башни, - это колокольня Старой Южной церкви, до которой, кажется, рукой подать. Спускаясь сверху, я задержался, чтобы полюбоваться внушительными дубовыми стропилами, куда более массивными, чем те, на которых покоятся крыши современных домов; они напоминают костяк какого-то гигантского допотопного животного. Кладка стен, возведенных из привозного голландского кирпича, и все балки сохраняют свою прочность и поныне, но полы прогнили и внутренняя отделка настолько разрушилась, что возникла мысль выпотрошить все здание и построить в старых стенах совершенно новый дом. К числу прочих неудобств, о которых упоминал мой проводник, относилось то обстоятельство, что при каждом неосторожном шаге или движении в верхнем этаже на головы обитателей нижнего сыпалась с потолка пыль веков.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное