Удалов, лежа на дне, отдышавшись после схватки, сосредоточенно уставился на курчавого смуглого матроса, на красной повязке которого темными пятнами проступала кровь. Болезненно морща красивое лицо, он то и дело смачивал голову водой.
- Мусью, а мусью! - обратился к нему Удалов.
- Oui? - вежливо обернулся тот.
- Как угощенье-то, по вкусу ли? - озабоченно спросил Удалов, кивая подбородком на его голову. Тот недоумевающе поднял брови.
- Бламанже-то, бламанже рюс, са ва? Бьен? - усмехаясь, продолжал Удалов. - Закусон, значит, как оно, бьен?
- C'est ca?25 - догадался француз, указывая на свою рану. - Merci, vous etes bien aimable. Je me suis regale de votre bonne chere. Etes vous content pour votre part?26
И, добродушно смеясь, француз указал на затекший глаз Удалова.
Тот фыркнул.
- Дя, а дя! - давясь смехом, повернул Удалов голову к боцману. - А ведь понял! Здорово я могу по-ихнему? Понял ведь! Угостили, говорит, мерси, рыгале от вашего угощенья напало, а?.. Обходительный народ!
- Да побойсь ты бога, ирод! - прохрипел старик. - Везут его, как свинью связанную, а он смешки строит.
3
Русских моряков привезли на бриг и, развязав, отвели в каюту. Там их заперли и к дверям приставили часовых. В тесной каюте было темно, иллюминатор был закрыт по-штормовому.
- Чего с нами сделают, господин боцман? - робко, шепелявя, спросил Попов. В свалке ему выбили два зуба.
- Чего бог даст, заячья твоя душа, - отвечал старик.
Попов виновато опустил глаза и покраснел.
- Так ить его сила, а мы безоружные, - пробормотал он снова.
- Вот что, ребята! - внушительно сказал боцман. - Что бы там ни было, присягу не забывать! Ежели насчет крепости и прочего спрос начнут, отвечать всем в одно: служили, мол, на дальнем кордоне и знать ничего не знаем. Только-де знаем, что большой силы сикурс должен в Петропавловск подойти. Понятно?
- Понятно. Не подкачаем, дядя Усов, - за всех отвечал Удалов.
- То-то, понятно, шалопут! Счастье твое, что тебе неприятель рожу поуродовал, а то всыпал бы я тебе за "дядю".
- Я ведь шутейно, - сказал Удалов и фыркнул. - Оно и вас, господин боцман, бог счастьем не обошел, - не удержался он.
Боцман сердито нахмурил брови, но в это время дверь в каюту отворилась и вошли офицер и два матроса. Судя по бинтам, ящику с медикаментами, тазу и кувшину с водой, это был врач. Он перевязал Усова, дал примочек остальным.
После этого русских моряков возили на фрегат "La Force" для допроса к адмиралу, но никаких показаний, кроме тех, о которых они условились заранее, от них не получили.
Вечером пленным дали ужин и по кружке вина, а после вечерней зари им сделал поверку лейтенант, захвативший их в плен. Он вошел в каюту в сопровождении двух вооруженных матросов, которые, не помещаясь в каюте, стали в дверях. Один из них приподнял над головой фонарь. Лейтенант держался рукой за грудь и изредка сплевывал в белый платок.
- Видать, и на этого рыгале напало, - подмигнул Удалов.
Пленные засмеялись, а лейтенант сердито посмотрел на Удалова и, обернувшись к караулу, спросил:
- C'est lui qui m'a frappe?27
- Oui, mon lieutenant28, - сказал один из матросов.
- Mauvais sujet29, - сказал лейтенант, сердито пригрозив Удалову пальцем.
Пленные улеглись, но ночь прошла беспокойно. Хныкал и стонал Попов, и метался старик Усов. Рана начала сильно его беспокоить. В полузабытьи он попросил пить, и Удалов на своем удивительном французском языке сумел объяснить часовому, в чем дело. Тот по его просьбе принес целый анкерок холодной пресной воды.
Спать Удалову не хотелось. Он лежал в темноте, закинув за голову руки, и мысли его были на пятой батарее, которую он строил до своей несчастной поездки за кирпичом. "Не спят небось, сердешные, - думал он про товарищей по экипажу. - Начеку, завтра бой... А я уж отвоевался". Он представил себе, с каким тревожным чувством слушают его товарищи бой склянок на неприятельской эскадре.
Усов в темноте потянулся за водой и, видно, неловко повернувшись, глухо застонал.
- Стой, дядя Усов, я помогу, - шепотом сказал Удалов и, напоив боцмана, подсел рядом. - Мозжит ухо-то? - сочувственно спросил он.
- Не в ухе дело - в голову стреляет, аж в щеку да в плечо отдает, сердито сказал старик.
- А ты холодной водой. Вот постой...
Удалов снял с себя фланелевку, смочил ее из ковша и, отжав, стал прикладывать к незабинтованным местам на голове боцмана.
- Так будто облегчает, спасибо, - тихо оказал старик. - Да ты, парень, ложись. Ай не спится?
- Не спится... Смех смехом, а обидно, дуриком влетели, как кур во щи. Ребята завтра бой примут, на смерть пойдут...
- Не говори ты мне! Двадцать лет боцманом, тридцать пять лет во флоте, два раза кругом света ходил, а тут оплошал!
Старик заволновался, привстал, но боль резнула его через всю левую часть головы, и он глухо за стонал.
- Лежи, господин боцман, - ласково сказал Удалов. - Не бунтуйся. Твоей вины тут нету. Кто виноват, что ветер упал? Никто. А наши, я так считаю, что спуску неприятелю не дадут, а?