Рассказы

После одного палочного удара, особо подлого, Горго резко обернулся и взглядом, от которого впору заплакать, сказал колотящему его палкой человеку в расстегнутом мундире и немного сползших штанах: «Думай!» А ведь это солдат, выполняющий молодецкую задачу своего бравого войска. Белый потный галстук вылез из-под расстегнутого воротничка и болтался сам по себе как тряпка; палка в руке, рот открыт, как у мальчишки, прядь мокрых волос на виске.

Орудие, сардоническое чудовище, стояло на месте чуть наклонно и спокойно смотрело с обрыва вниз, как если бы вся эта суета его не касалась. При всяком усилии пушка оставалась неподвижной, а передок опадал там же. Так что вся упряжка вместе с четырьмя колесами и узлом крепления походила на хромого крокодила, неудобно устроившегося на контруклоне и утомленного трудоемким перевариванием пищи.

Лейтенант Толла вслед за парнями увидел ступеньку. Вот только он, на протяжении лет лелеявший свою первую детскую мечту о деянии, взял Тубона и Торгу под уздцы и, отведя назад, направил их шаг так, что проклятый камень прошел рядом. Заслуженными упреками и неуставными словами успокоил он одуревших парней, сморенных сонливостью, жарой, беспорядочным грохотом упряжки, пылью, башмаками, командами, напряженным потным трудом, собственной руганью, сопутствуемыми взаимной бранью и проклятиями.

Повиснув на уздечке, Толла продолжал ругать солдат, иногда оборачиваясь и спотыкаясь в ветках, но сильные шеи Тубона и Горги и их горячая признательность поддерживали его. Остальные с открытыми ртами толкали колеса и вот, потянув за хвост, сдвинули крокодила с места. Тубон и Горго энергичными копытами передавили все ненужные ветки, кивая: «Да, да», мощный артиллерист попустил жирные поводья, и третье орудие тоже углубилось в лесок.

Имена земные и небесные больше не упоминались.

Третье орудие спустилось, удерживаемое тормозами и вожжами, ибо могло скатиться на лошадей, как жалкая падаль.

Оно таки изрядно попыхтело! Да так молодецки!

Теперь же, когда лошади взяли тягловую заботу на себя, а не забывших адский труд людей уже ничто не заботило, орудие тоже решило позволить везти себя, тем более что и ему хотелось всласть подремать.

На радостях, что увидел семидесятипятки, счастливый Карлуша уничтожил весь припас. Приятно видеть, как мальчишка заглатывает хлеб кусками, чуть не раздирая себе горло! Видно движение куска вниз по пищеводу, как у страуса, глотающего свеклу в полдник.

Этот хлеб становится кровью, красной радостной кровью. В ней откладываются и хранятся зародыши всяких надежд и тех благородных деяний, которые далекое будущее прячет от нашего понимания, но не от нашего предчувствия.

А пока позвольте-ка Карлуше зарабатывать на хлеб иначе.

Далекое качение оббитых железом колес говорило, что увлекаемые лошадьми батареи двигались рысью по хорошей дороге.