Рассказы

Словом, их звали Жорж и Хаджибек. Тамасик не знала, кого больше любит. Жорж был сыном ветерана французского сопротивления. Он пел хрустальным тенором Марсельезу, имел серые глаза, пепельные волосы, рост метр девяносто два и небольшой, скромный замок недалеко от города Коньяк. Там, в Коньяке, он возглавлял организацию молодых французских коммунистов, а заодно был наследником двух процентов акций завода по производству коньяка. Это давало несколько десятков тысяч франков годового дохода. Жорж верил в мировую революцию. Но видел ее как-то по-своему, сквозь призму коньячных акций. Тамасик безумно влюбилась в Жоржа, хотя общались они исключительно через франко-русский и русско-французский словари. Через франко-русский словарь Жорж сделал Тамасику предложение, а она через русско-французский словарь ответила, что должна подумать.

В эту ночь она рыдала в кабинете отца, Петра Петровича, который сказал ей просто и ясно: «Никаких французов». Его можно было понять. Зять-француз шел вразрез с цековскими судками и служебным автомобилем. Все-таки это был пока еще 57-ой год…

Любящее сердце Тамасика страдало сутки. Она сказала «нон» Жоржу и отдала сердце Хаджибеку.

Хаджибек приехал из Душанбе. Хотя вся родня его была из Куляба. Как любой уважающий себя таджик, вел свою родословную от Саманидов, был, разумеется, князем. На Востоке все князья. У него был рост метр шестьдесят два, изумительные черные, как антрацит, изящно вьющиеся волосы, черные миндалевидные глаза и коралловые губки бантиком. Он был похож на купидона-переростка. Ночи напролет Тамасик и Хаджибек бродили по незасыпающей разноголосой Москве. Хаджибек рассказывал Тамасику о Таджикистане, о его звонких реках и могучих чинарах, о снежном Памире и уютном Душанбе. Он читал ей стихи великого таджикского поэта Мирзо Турсун-заде из циклов «Я с Востока свободного» и «Вечный свет».

Это была Любовь. Хаджибек сделал Тамасику предложение. Через пять дней после оплаканного Жоржа Тамасик снова рыдала в кабинете отца. Отец не ожидал от дочери такого оперативного любвеобилия. Матримониальные процедуры никак не входили в семейные планы, Они шли вразрез с планами карьерными.

— Но как же аспирантура, Тамасик? — увещевал Петр Петрович свою дочь.

— Я закончу аспирантуру, папа!

— Но диссертация?!

— Я защищу ее, папа!

— Ведь у тебя, доченька, такая сложная и интересная тема… Как это там?.. «История суффикса — тель в русском языке». Такая тема требует всецелой отдачи. Ты должна сосредоточиться на научной деятельности, доченька. А тут этот… Нет, нет… Таджики — наш братский советский народ. И интернационализм — великое достижение человечества, и этот твой Улугбек…

— Хаджибек, папа!

— Да, да, Хаджибек, наверняка — честный, умный и порядочный юноша. Но вот так, сразу…

— Он комсомолец! Он изумительно читает стихи Турсун-заде, папа!

«Вот пусть и затурсунет его себе в заде!» — в отчаянии подумал отец. Но сказал совсем другое:

— Я встречался с Турсун-заде, Тамасик…

— Ты знаком с самим Турсун-заде, папа?!

— Да, мы были вместе в командировке в братской Болгарии. Это, вне всякого сомнения, великий человек и гениальный поэт… Но Тамасик…

— Я люблю, Хаджибека, папа!..

— Но Тамасик…

— Это настоящая Любовь, Любовь на всю жизнь, папа. Это Судьба! Папа, ну почему ты не веришь мне, папа?!

Тамасик не сдавалась. Кончился фестиваль. Хаджибек уехал в Душанбе и поклялся вернуться через три месяца за окончательным ответом. Разлука укрепила чувства Тамасика. Она была непреклонна. Она умоляла, угрожала, объявляла голодовку, говорила, что бросит все и уедет на Крайний Север дояркой.

— На Крайнем Севере нет доярок, — плакала мать Тамасика Серафима Ивановна. — Там некого доить.

— Я буду первой дояркой на Крайнем Севере! — кричала Тамасик. — Я буду доить оленей!

Понемногу родители стали сдаваться. Приехавшего за окончательным ответом Хаджибека приняли в доме. На все вопросы (что вы собираетесь делать? на что вы собираетесь жить? как вы собираетесь строить свою семью?) Хаджибек гордо отвечал:

— Я буду работать.

Через пару недель родители сломались. Стояла осень. Свадьбу назначили на весну.

На свадьбу приехали почти пятьдесят человек из Душанбе.

— Бюдим саправлять савадьба по-таджикски, — уверенно сказал папа Хаджибека Бозор Ахмадович.

— Это как это? — поинтересовался Петр Петрович.

— Тут, в этот ваша дома. Жёнщён — атдельна, мющин — атдельна. На кавра сидеть, пилав с рукам кюшать.

— Ну уж это, извините, нет, — сказал Петр Петрович.

Спорили вежливо, но долго. Наконец решили справлять: во-первых, все-таки в ресторане и за столом, во-вторых, женщины и мужчины вместе, плов — пожалуйста, но можно вилкой.

Оркестр играл то русскую, то таджикскую музыку. Тамасик сидела в нашей белой фате, Хаджибек — в своем национальном халате. Компромисс состоялся.

Таджикские родственники уехали, а Хаджибек остался в Москве. Он поселился в доме Тамасика, Петра Петровича и Серафимы Ивановны. Петр Петрович (не без усилий) устроил Хаджибека на работу — инструктором в ЦК ВЛКСМ. Пару недель Хаджибек старательно трудился, но потом затосковал.