Рассказы

Как назло одна тайская пара сидела за нами. Причем таец все время чихал. Он чихнет, а тайка смеется. Он чихает — она смеется. Жора все девять часов полета не умолкал.

Таец:

— Апчхи!

Тайка, в рифму:

— Хи-хи-хи!

Жора, в ужасе закрывая лицо носовым платком:

— Смотри, чего, татаромонгол, делает, а?.. Бармаглот атипичный. Чихает внаглую, хоть бы прикрылся. Обсарсил меня всего, как кобель клумбу. Эй, морячок, ты хоть отворачивайся. Чихай вон на свою китайку. Господи! Вот ведь Лютик удружил… Его бы сюда…Ну, Аркадий Гестапыч…

— Апчхи!

— Хи-хи-хи!

— Эк-ка его атипичного разбирает! И брызгается еще, как лейка своей кабаньей ангиной…. Всё, уже точно заразил, прохвост тайландский. Чувствую. Жар в копчике. Это верный признак. Вовк, пощупай…

— Копчик? Сам щупай.

— Нет, лоб. Не горячий?

У Жоры лоб был выпуклый и прохладный, как осенняя антоновка.

— Нормальный.

— Нормальный… — передразнил Жора. — Помру вот, будешь мой гроб из Пхеньяна вывозить…

— Из Бангкока.

— Без разницы. Господи, еще семь часов мучиться. Сколько у сарса этот…кубанционный период?

— Инкубационный?… Не знаю. Короткий…

— Ачхи!..

— Хи-хи-хи…

— Во! Семнадцатый раз заражает, гад. Короткий, говоришь? Значит: чих-пых — и остопырился, Гаврюша. Без мучений. Это хорошо. А жить-то хочется. Ну Лютик-Пестик…

— Апчхи!..

Так продолжалось весь полет.

Прилетели, сели в автобус. Хороший, удобный автобус, с кондиционером. Скоро въехали в город. Жора с сонной ненавистью смотрел в окно. Платок продолжал держать у лица. Мы уже минут тридцать крутились по городу, когда Жора, судорожно зевнув, спросил:

— Это уже Шанхай?

— Бангкок.

— Ну, Бангкок. Уже он?

— Он. Мы уже полчаса по нему ездим.

Кругом были лавочки, жаровни, безмятежные тайцы в шлепах. Многие улыбались. Тайские детишки норовили помахать нам руками. Мы то и дело обгоняли открытые, без стекол, автобусы, набитые людьми.

— Сколько же их тут! — изумлялся Жора сквозь платок. — И хоть бы один намордник надел. И куда ихние ветеринары смотрят?

В одном из автобусов вдруг мелькнул пожилой таец с марлевой маской на лице.

— Во! — взорвался Жора. — Вот она — атипичка. Видал? Видал Хоттабыча в марле? А-а-а! Я же говорил! Хоть один сознательный желток нашёлся. Старый пёс! Жить хочет… А эти шалопаи, — он обвел рукой открывающуюся перед нами перспективу многолюдной торговой улочки, — эти — как наши. Даже хуже. Пока гром не грянет, монгол не перекрестится. Ну, народец!.. Да ведь через год от этого ихнего Сайгону ничего не останется. Все поляжут от своей хороьковой дезинтерии.

— Бангкок это, а не Сайгон, — с безнадежностью в голосе поправил я.

— Ну и…

— А этот в марле от смога спасается. Во всех мегаполисах мира люди повязки носят.

В Токио, в Нью-Йорке, даже у нас в Москве. Смог. Понимаешь?

— Рассказывай!..

— Нету в Таиланде сарса. Ни одного случая. Они все меры приняли. Понял?

— Рассказывай!..

— Был в Таиланде какой-то один завалящий француз, да и тот болезнь во Вьетнаме подцепил.

— Ну и?..

— Изолировали его. А больше нет случаев.

— Рассказывай!..

— Тьфу!

Жора — странный человек. Если какую-нибудь чушь себе в башку втемяшит — всё! А уж если дело касается здоровья — полный стоп. Когда несколько лет назад все заговорили о сальмонеллёзе, Жора так испугался (мы тогда были в командировке в Турции), что полностью отказался от приёма пищи. Неделю ходил с вытаращенными глазами. Даже фрукты не ел.

— Да не может быть его во фруктах, Жора, пойми ты это!

— Рассказывай.

И хотя он упорно путал сальмонеллёз с целлюлитом и говорил — «целлюманулит», всё равно диету держал до тех пор, пока не начал скатываться к дистрофии. Но тут СМИ придумали какую-то новую страшилку — и Жора быстро переключился на неё. Из-за страха перед СПИДом Жора так и не женился. Не ел говядину из-за коровьего бешенства и кур. Сами понимаете — грипп. Зато одно время со страстью увлекался уринотерапией — и одновременно — пивной диетой. Пока серьёзно не заболел. Словом, странный человек Жора. Хотя, если разобраться, таких странных у нас полстраны. А где-нибудь в Америке каждые девять из десяти — Жоры Козлодавовы.

В гостинице на нас надели венки из лотоса и орхидей очень симпатичные тайки. Гостиница — шикарная. Сервис — как у тёщи в гостях.

— Окольцевали, — простонал Жора. — Как покойников. Венками. Щас тапочки белые выдадут, архаровцы.

Он ходил по гостинице странными вихляющими лисьими тропами, стараясь держаться от тайцев на расстоянии метров в пять. На рисепшене стоял в трех метрах от стойки. Заходя в номер, на всякий случай обрызгивал его освежителем воздуха «Тайга». Завтракал одними тостами — в шесть, пока нет народу. Ужинал перед самым закрытием. Руки, как параноик, мыл каждые тридцать секунд. Если кто чихал — отпрыгивал в стойке, как на ринге.

Во время экскурсий Жора продолжал мужественно бороться с атипичкой. Даже от изваяний будд на всякий случай держался на расстоянии.

— Они тут все заодно, — говорил сквозь платок Жора. — У них много жизней, а у меня одна.