Рассказы

Как беременная женщина уже любит ещё неродившегося ребёнка, так и он уже готов был влюбиться, ещё не зная в кого. Незримая, она уже была ему мила. Во-первых, потому, что воображение часто идеализирует того, чей голос впервые слышишь по телефону, или чьи пылкие строки читаешь в послании.

Во-вторых, потому, что эта незнакомка наверняка его бывшая знакомая, а раньше его вкус вряд ли был хуже, чем сейчас.

В-третьих, потому, что сейчас он был готов к этой встрече, даже желал её, устав от последних лет одиночества.

Время – как комар: его хорошо убивать книгой.

Он взял с полки томик поэта и придиванился, заложив ногу на ногу.

Дон Гуан

К ней прямо в дверь – а если кто-нибудь

Уж у нее – прошу в окно прыгнуть.

Лепорелло

Конечно. Ну, развеселились мы.

Недолго нас покойницы тревожат.

Кто к нам идёт?

Он вышел на балкон. Белые ночи кружили над городом. Прилетела фраза. Уж полночь близится, а вечера все нет.

Он стал разглядывать проходящих внизу людей. Женщин было, как всегда, больше. Или он не замечал мужчин? От нечего делать он решил оценивать каждую: с какой бы из них он захотел встретиться? Потом усложнил задание – и стал определять семейное положение, профессию, куда и откуда идёт.

Вот спешит блондинка. Но химическая. Сверху это особенно хорошо видно. Химическая блондинка – это женщина с темным прошлым. Замужем. И, судя по продуктовой сумке, два ребёнка. Один – маленький, второй большой, старше её. У жены всегда на одного ребёнка больше, чем у мужа.

А вот дама неопределенных лет, пола и профессии. Не то читающая, не то пишущая. Женщина-писатель – это не женщина и не писатель.

А вот совсем молоденькая. Поросенок в юбочке. Что с ней будет через несколько лет?

С молодыми вообще трудно. Мало того, что ничего не умеют, так ещё уговаривать сколько. А пока уговоришь, все силы растеряешь. И уже ничего не надо.

Он поплыл на крыльях воспоминаний…

Вдруг звякнула штора за балконной дверью. Значит, открылась дверь на лестницу. Он её, кажется, и не закрывал: на случай – если не услышит звонок.

Шагнул в комнату и в ту же минуту услышал из прихожей низкий, но красивый женский голос:

– Живые есть?

И тут возникла она. Он её и не узнал поначалу. Во всяком случае, ему показалось, что не узнал. Хотя лицо было знакомо.

Высокая дама в легкой юбке цвета фиолет и таком же, но темней пиджаке. Синяя шляпка. Темные кудри до плеч. Большие вишневые губы растянулись в уверенную улыбку:

– Вот как вы меня встречаете!

– Я вас встречал, – тоже улыбаясь, сказал он.

– Я вас встречал, чего же боле! – сказала она, продолжая улыбаться.

– Я вас с балкона высматривал.

– Вы ожидали, что я прилечу прямо на балкон? А я взяла и нарушила ваши правила: вошла через дверь. А это – вам!

И она протянула ему влажный букет алых роз.

– Их столько, сколько вам лет. Я вас не оскорбляю тем, что называю на «вы»?

Он поставил розы в прозрачную вазу.

– В какое из этих кресел может сесть дама? – спросила она.

– Только – в то, где сидит мужчина.

Она села, раскинув руки и платье по всему креслу, и замерла, уставившись на него, как на фотографа.

Его взгляд тут же попал в паутину её чулка.

– Вы один? – спросила она.

– Да. Я всегда был один. Даже когда был женат.

– Вы не были счастливы с женой?

– Были. Но только до свадьбы.

– Да, после свадьбы женщина становится хуже.

– Нет. Не женщина после свадьбы становится хуже, а требования к ней становятся выше.

– Как она готовила?

– Плохо. Но зато разрешала это не есть.

– Вы её обманывали?

– Да, обманывал без конца. Обман вызывает цепную реакцию. Стоит обмануть один раз, как потом обманываешь второй, чтобы скрыть первый. Но ложь – это ещё не самое страшное. Страшней, когда вынужден сказать правду. Впрочем, ложь и правда, добро и зло – это нейтральные понятия: как дождь и пламя, как боль и радость. Хирург делает больно. Предатель говорит правду. И вообще добро и зло – не одно ли это и тоже? Все зависит от точки зрения. Станьте выше – и вы увидите дальше. Вы увидите, что от зла рождается добро, а добро, как Иван Сусанин, ведет вас в дебри зла.

– А по-моему, вы завели меня в дебри метафизики.

Да, подумал он, разговор становится слишком серьезным. Надо выбираться на лужайку радости. Смех быстрей прокладывает путь к женщине, чем слезы. А он даже не знает, кто она.

– Хотите шампанского?

– Нет, – сказала она. – Это изобретение французов. Оно плохо усваивается северным организмом. Не лучше ли красное вино? Оно добавляет в нашу кровь германий и уносит из нее столь вредный для нас стронций, – она потянулась к сумочке. – Я позаботилась заранее.

– Знаете, что делать, если вы пролили красное вино на белую скатерть?

– Знаю, – сказала она. – Надо начать есть черную икру. Это отвлечет внимание хозяйки от белой скатерти.