Она принимает важный, гордый и серьезный вид, откидывается назад, опирается на подушки, прикрывается старательно одеялом, торжественно скрещивает руки на груди и говорит серьезным, резким голосом: „Какая чудная погода! Жозеф, поезжайте к водопаду, но осторожнее! Ехать тихо!“ Она делает приветственные жесты рукой, с улыбкой раскланивается с разными лицами: „Какая масса народу!“ Так в этом положении, с этим же гордым, величественным выражением лица она пребывает две минуты и затем приказывает: „Поверните! Но осторожнее!“
Наконец я говорю: „Лошади испугались!“ А она на это: „Осторожнее, Жозеф! (Все еще прежним резким, размеренным тоном.) Держите лошадей! Я вылезу! Держите лошадей! Я вылезу, держите же их скорее! Я не могу понять, отчего такая невнимательность! Успокойте лошадей, держите их! Недурно, мы едем назад, но скорее, чем мы ехали сюда! Эта толпа их так испугала, я не понимаю, что вы не следите! Ведь вы можете быть виною несчастья! Я с вами никогда больше не поеду! Я вам откажу, если вы не будете лучше следить за лошадьми! Дайте вожжи!“
– Я превращаю вас в капрала!
– Боже мой, капралом! Но какого полка? Ведь я женщина!
– Я превращаю вас в мужчину и капрала! Все ваши люди ждут ваших приказаний, вы во главе отряда!
Ей надо всего минутку, чтобы приготовиться к новой роли, затем она выпрямляется и кричит: „Эй, ребята, рекруты! Смирно! Голову выше! Поднять ружья! Возьмите их в руки! Следите за командой! Марш рядами! Ружья к левому плечу! Вперед! Следить за рядом, не отставать! Держись прямо! Эй, ты там, держись лучше! Не то отправлю под арест! Раз, два, раз, два! Ты, осел, не можешь слушать! Потряси еще раз у меня локтями, идиот! Настоящее несчастье иметь дело с этими болванами! Ничему их не научишь! Шагом марш! Довольно!“
Я говорю наконец:
– Скушайте этот апельсин, затем к вам прилетит ангел, он вас разбудит дуновением в глаза.
Она берет воображаемый апельсин, аккуратно очищает его от кожи, складывает ее на ночной столик, с аппетитом кушает одну-две дольки и вынимает носовой платок, предварительно выплюнув зерна, чтобы обтереть рот, и затем прячет платок. Потом она обращается с закрытыми глазами кверху, и ее лицо просветлевает, она открывает глаза и просыпается».
Сколько должна была проявить доброты и мягкости старушка, чтобы добросовестно проделать все, подсказанное гипнотизером, и ни разу не обидеть его отказом от роли кучера или капрала, дающего солдатам по зубам.
Да… Недаром говорят: старость почтенна.
Глава V
спиритизм
Спиритизмом называется искусство довести деревянный стол до такого состояния, чтобы он заговорил.
Делается это так: несколько человек сговариваются «заглянуть нынче вечерком в потусторонний мир»…
Вечером съезжаются в одно место, закрывают двери, гасят огни и, усевшись вокруг стола, соединяют свои руки в непрерывную цепь.
Главное сделано. Остальное – пустяки.
Дав столу оправиться от первого смущения, вступают с ним в задушевный разговор.
– Дух, ты здесь?
– Здесь, – отвечает смущенно столик, почесав ножкой воображаемый затылок.
– А зачем ты здесь, дух?
– Вот, ей-богу, странные люди, – недовольно бормочет столик. – Сами же собрались, вызвали меня, да сами же и спрашивают – зачем.
Он хмурит брови и неуверенно стучит ножкой семь раз.
– Дух! Зачем ты стукнул семь раз?
– Хотел и стукнул, – отвечает столик.
– Дух, кто ты такой? Как тебя зовут?
– Я царский истопник при дворе царя Алексея Михайловича. Зовут меня Петя.
– Дух Петя! Расскажи нам, что делается у вас на том свете.
«Ишь куда метнули», – ошарашенно думает Петя. Но ответ дает более деликатный:
– Нам запрещено говорить об этом. Нельзя. Мне тяжело.
– Почему тебе тяжело, дух Петя?
– Да все задают глупые вопросы, вот и тяжело.
После этого наступает на мгновение неловкое молчание…
Однако руководитель спиритического сеанса быстро овладевает собою и начинает приставать к духу с разными просьбами:
– Если ты здесь, дух Петя, то прояви себя.
– Как я вам себя еще проявлю, – уныло бормочет Петя.
– Ну, сделай что-нибудь.
Петя размахивается и дает подзатыльник ближайшему.
– Он меня коснулся! – радостно кричит ближайший. – Он меня тронул! Я уже тронутый.
– И я тронутая, – ревниво подхватывает дама. – Душечка дух! Брось что-нибудь на пол.
Дух вздыхает и покорно бросает на пол заранее приготовленную для этого случая гитару.
– Бросил! – радостно кричат все. – Он бросил на пол гитару.
«Что тут удивительного, – про себя недоумевает дух. – Неужели это так трудно? Неужели никто из них не мог бы этого сделать?»
– Дух, станцуй что-нибудь.
Очевидно, в царствование Алексея Михайловича весь народ был кротким и покладистым: услышав просьбу, Петя несколько раз притоптывает тяжелой ногой и смущенно смолкает.
«Отпустили бы они меня, – тоскливо думает призрак. – Ну чего там зря мучить?»