Никто никогда не был так беспомощен и в такой ярости. Программа, заложенная в спасательные жилеты, была такой простой; он сам установил последовательность команд, предпринял не подлежащие изменению меры предосторожности и заблокировал их, связав свой пульт управления с ее, чтобы избежать любых возможных накладок. И…
И его устройство стартовало, а ее нет, нет, нет.
Джен!
Кейз спал в сумраке, внешне свободно паря, а фактически окруженный клеткой, образованной мягкими, непрерывными лучами. После достаточного числа часов (главный компьютер в точности знал значение «достаточно»), непонятно откуда льющийся свет усилился, а вместе с ним появилась фигура голубого человека, которая стала почти плотной. Приблизившись к панели, незнакомец активизировал некоторые контрольные устройства на противоположном блоке и внимательно посмотрел на них. Явно удовлетворенный, он повернулся назад, аккуратно наладил некоторые приборы, и затем провел рукой за главным диском-переключателем.
Мгновенно послышался глубокий гул, интенсивность которого нарастала до тех пор, пока голубая рука не остановила ее, затем стала меняться его высота, снова вниз, затем снова вверх и ровно. Он начал пульсировать: одиннадцать, четырнадцать, шестнадцать циклов… восемнадцать… и на этом остановился. Затем последовала серия гармонических тонов, высоких обертонов, многократно повторяющихся звуков, тонов, разделенных долями секунды, пульсирующих с определенной частотой, все это производило впечатление целого оркестра, вся структура звука постоянно самонастраивалась в соответствии с самой собой и с показаниями, идущими от бронзового шлема Кейза, до тех пор, пока все это живое благозвучие не было подогнано в точности к нему, к излучению его мозга, воротам его разума, тончайших височных клеток, нейронам и синапсам его мозга.
Кейз уже не спал.
Это было нечто гораздо более глубокое, чем сон.
Что-то принялось давить на оболочку его мозга, мягко, настойчиво, пока стена не растворилась и оно не вошло. Оно отыскало еще незанятые клетки памяти, с уважением относясь к накопленному и личному, ничего не ища, а только прося места для размещения новых знаний. Когда таковое было найдено, это что-то удалилось, оставляя (запомните, это всего лишь фигуральное выражение) черту в каждой ячейке.
И вот по этим черточкам быстро потекли новые знания и новая способность восприятия и формирования идей. Язык. Идеологическая, аналогическая, мифологическая основа языка. Кейз получил все, что, как можно было бы ожидать, должен был знать и уметь коллега и современник голубого человека, кроме знаний о себе и своем нынешнем положении. Это он узнает сам, в свое время: последний жест уважения.
Гипнотический звук ослабел. Свет слегка изменился. Голубой человек заложил руки за спину и ждал.
Кейз проснулся.
Нет конца чудесам Вселенной, и для того чтобы их найти не нужен никакой полет воображения через время и пространство. Человек двадцатого века мог, если ему этого очень хотелось, провести пол жизни узнавая все, что можно узнать о квадратном метре верхнего слоя почвы в двадцать сантиметров глубиной. Он найдет животных и насекомых с удивительными способностями, которые могут говорить на языке запахов также хорошо, как и на языке звуков; целые поколения, живущие в состоянии агрессии и защиты; грибы, которые могут сплести петлю достаточно быстро и крепко, чтобы поймать саламандру, достаточно гениальных, чтобы затем окутать и переварить ее. На микрофизическом уровне существуют бесконечно тонкие явления растворения и взвешенного состояния, замораживания и оттаивания, пока живые существа инкапсулируются и образуют оболочку и перерождаются… нет предела чудесам.
Рассмотрим теперь клеща крупного рогатого скота. Выводясь в земле, он сбрасывает оболочку и снова растет и спаривается. Наконец, самка, заключив в себя сперму, ползет. Не имея глаз, она, тем не менее ползет вверх до тех пор, пока не найдет конечность, на которой будет висеть до тех пор, пока ее рефлексы не загорятся от единственной особой искорки: запаха масляной кислоты, которая присутствует в поте теплокровных млекопитающих. При этом она подпрыгивает, и, если промахнется, будет ползти снова, пока не найдет другую конечность, и не повиснет на ней в ожидании — известен случай, когда она провисела так ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ — и все равно будет реагировать мгновенно и полноценно в присутствии одной единственной вещи, которую она по своей природе может взять и в которой нуждается. День она будет кормиться, после чего выпустит хранимую сперму на яйца, которые несет в себе. Затем она падает и умирает, а оплодотворенные яйца готовы повторить цикл.