Рассказы

– Я думаю, они раскаялись, – сказал он хрипло. – Я прощаю их.

Слова стоили ему дорого; выговорив их, он ощутил одновременно и тяжесть, и облегчение. И теперь…

Он смотрел на площадь – и видел все те же опущенные головы. Все те же согбенные спины, и молчание длилось, длилось…

Ничего не произошло. Ничего не изменилось.

– Сказать мало, – медленно отозвался Тот, кто был Крысоловом. – Ты сказал… а простить-то и не простил.

– Значит, у меня не получится, – сказал Гай шепотом. – Я… не святой, чтобы…

Молчание. Над склоненными головами плыл явственный запах земли развороченной. Глинистой. Такой, что Гаю без усилия увиделась яма, в которую опускали гроб с изувеченным телом Иля…

«…Нет, темнота не страшная, ты представь, что это она тебя боится… Не ты – ее, а она тебя, понимаешь, вот и скажи – темнота, я добрый, не обижу…»

Гай всхлипнул.

Все напрасно. Ничего нет. Гимн бессилию, обреченности, тоске и смерти. Молча тоскует площадь, а он – что он может сделать?! ЗАБЫТЬ?

А как можно простить, не забывая?

С другой стороны, какой прок в прощении, если – не помнить?..

– Я прощаю вас, – сказал он еле слышно.

Ничего не произошло. Только ниже наклонились головы.

«Нет, темнота не страшная… Не бойся темноты, Гай. Ведь по другую ее сторону, ты знаешь, есть твой дом, и мы тебя любим и ждем…»

– Ну какие вы сволочи, – сказал Гай сквозь слезы. – Ну как я вас ненавижу, ну что вы со мной делаете… Ну зачем мне это надо, за что… Какие вы гады, какие… ну… я…

Он закрыл лицо ладонями. И прошептал, давясь слезами:

– …прощаю…

Земля дрогнула.

В следующую секунду дома вокруг площади стали падать.

Они рушились беззвучно, не рушились даже, а рассыпались в прах сначала обнажался остов, потом оставалась медленно оседающая туча пыли. Гай стоял на коленях – и смотрел на этот конец света, пока камни под ним не заплясали, разъезжаясь; закопченный каменный палец накренился и рухнул, распавшись в ничто. Дольше всего держалась колокольня, но и она наконец уронила онемевший колокол и превратилась в груду поросших мхом камней. Распад закончился.

Пустого Поселка, именовавшегося когда-то Горелой Башней, теперь не существовало. Были развалины – древние, затянутые корнями, поросшие кустарником, завоеванные лесом, большей частью неразличимые среди буйной зелени, и единственным знаком цивилизации был автофургон, ожидающий совсем неподалеку, посреди узенькой, поросшей травой дорожки.

Гай сидел на вросшем в землю камне, среди желтой, годами осыпавшейся хвои. И дышал хвоей, а неторопливый лесной ветер потихоньку остужал горящие, прямо-таки воспаленные щеки.

Крысолов деловито стряхнул глину с выцвевших защитных штанов. Присел рядом, отыскал среди хвои камешек, подбросил высоко вверх, ловко поймал. Протянул Гаю:

– На.

Гай взял, подержал на ладони, потом спросил:

– Зачем?

Крысолов пожал плечами:

– Мало ли… Видишь, там дырочка. Талисман…

На обломок столетнего пня села непуганная синица. Где-то заверещала цикада, и голос ее был голосом горячего, безмятежного лета. Цикаде ответила другая – теперь они верещали дуэтом.

Гай бездумно ощупал себя – рубашка, штаны… и воспоминание о балахоне из мешковины. Пальцы помнят… тело помнит, каково это на ощупь…

– Как ты? – негромко спросил флейтист. – Все в порядке?

Гай спрятал лицо в колени и заплакал. Захлебываясь, навзрыд, без оглядки; его слышали только синица и Крысолов. Цикады не в счет – все цикады мира слушают только себя…

Синица удивленно пискнула. Крысолов молчал.

За лесом садилось солнце.

– Мне жалко, – сказал Гай выплакавшись. – Слишком… мне жалко. Этот мир… мне не нравится. Я не хочу… в нем…

– Подумай, – медленно отозвался Крысолов.

Косые лучи заходящего солнца осветили верхушки сосен. По колену Гая взбиралась зеленая меховая гусеница; захлопали чьи-то крылья.

– Мне простятся эти слова? – спросил Гай шепотом.

– Уже простились. За сегодняшний день тебе многое… ну, пойдем. Там ждут тебя твои животные…

Солнце село. Свечки сосен погасли; синица вспорхнула и полетела в лес.

– Где они теперь? – тихо спросил Гай.

– Не задавай глупых вопросов. Это знание не для тебя.

– Я не понимаю одного…

– Ты не одного – ты многого не понимаешь… Вставай, не сиди, время, время, поехали…

Крысолов уже шел к машине; Гай беспомощно проговорил ему в спину:

– Но ведь если… это было со мной, и если… срок их наказания прошел, заклятие снято… то и я тоже должен был… с ними? уйти?…

Крысолов остановился. Медленно оглянулся через плечо:

– Ты и правда в этом что-то понимаешь?.. Фольклорист… Не ешь меня глазами, ничего нового не увидишь. Вставай, пойдем.

Гай поднялся.

– Так… да или нет?..

Крысолов вздохнул. Пробормотал с видимой неохотой:

– Да. По закону – должен.

– Значит…

– Молчи. Ни слова. Считай, что один твой знакомый взял тебя на поруки.

* * *

Когда машина, выехав из леса, выбралась на накатанную Рыжую Трассу, сумерки уже сгустились.

– Тебя не хватились? – поинтересовался Крысолов.

Он по-прежнему сидел рядом с Гаем, выставив локоть в окно.

– Рано еще… – неуверенно пробормотал Гай. И включил фары. До фермы оставался от силы час пути.