— По наступающей цепи противника огонь! Левому флангу держать под обстрелом шоссе!
Механик увидел краем глаза бегущего к окопам побледневшего и растерянного лейтенанта, который бормотал: «Так нельзя воевать, что же это такое. Ни пулеметов, ничего…»
Тогда механик выстрелил в первый раз. Приклад винтовки при отдаче резко толкнул его в плечо, как бы говоря: «Что ты делаешь?» Но в этот момент на насыпи мелькнула большая серая папаха, и он выстрелил прямо в нее. Папаха исчезла, но какая-то фигура скользнула в кусты. Он продолжал стрелять, уже не надеясь попасть. Затем появилась другая папаха. Выстрелил. Папаха подпрыгнула и свалилась, а он стрелял, стрелял без конца.
Очнулся от наступившей странной тишины. Повернулся назад и увидел фельдфебеля, стоящего внизу, почти у подножия холма. Фельдфебель что-то кричит и машет рукой. Рота бежит… Бежит с холма вниз, по направлению к шоссе. Справа в окопах уже никого нет. Им овладел страх. Он понял, что попал в западню. В свисте пуль и треске винтовок ему чудилось рычанье смерти.
Кочегар стоял рядом с ним и с упоением стрелял. Стрелял упорно, самозабвенно. На левом фланге человек восемь еще обстреливали шоссе. Механик закричал им и выскочил из окопа, солдаты побежали за ним, вниз по холму. В этот момент ему показалось, что русские ворвались в окопы, он слышал их крики: «Ур-рра, ур-ра».
«Фронт прорван, русские вошли в страну».
Он бежал, изнемогая, ничего не видя сквозь слезы. Хотел крикнуть что-то бегущим рядом, но не было голоса, пересохло горло.
Он остановился и обернулся, чтобы выстрелить, но дрожащие руки не могли открыть затвора. Снова он бросился бежать. Ноги отяжелели, бедра, казалось, были налиты свинцом. Из глубины желудка поднялась противная тошнота. Он вытер пену с углов рта. Тошнота становилась все мучительнее и мучительнее. Боясь упасть, он продолжал бежать что было духу. Сзади кто-то громко застонал. Он увидел, как лейтенант, запутавшись ногами в сабле, растянулся на земле. Фельдфебель бежал, прихрамывая, один из унтер-офицеров, изредка оборачиваясь, стрелял и хрипло кричал на людей.
Усталые, изможденные люди замедлили бег. Он осмотрелся. На широком ровном пространстве угасал день бабьего лета. Мягкие краски разливались кругом. Эта картина тихого вечера заставила его прийти в себя. Какой контраст — вооруженные, бегущие друг от друга люди и мирный закат!
Споткнулся о камень, упал и содрал кожу на кулаке. Патроны посыпались из патронташа. Торопясь, он собрал их, с трудом поднялся на ноги и снова бросился бежать. Дикий страх подгонял его. Пыль запорошила ему горло. Увидев впереди, в стороне от дороги, густой кустарник и копны сена, он бросился туда.
Фельдфебель приостановился с захлебывающимся стоном. Механик видел, как верховой проколол фельдфебеля пикой и тот свалился под копыта лошади. Он услышал протяжный, булькающий стон. Почудилось, что откуда-то издали слышится голос лейтенанта.
— Стой-ой!
Потом он услышал лошадиный топот за самой спиной и хотел сбежать с дороги. Вот копна. Только бы добежать до нее, перескочить через канаву… Спрятаться за ней… Копыта лошади стучали рядом. Что-то зашуршало в сене, он повернул голову. Мгновенно увидел летящий на него треугольный блестящий кусок железа. В следующий момент почувствовал ужасный удар в лоб и переносицу. От жгучей впившейся боли брызнули слезы. Он осознавал, что падает навзничь.
Лопух и кашка прикрыли его, только ноги в желтых ботинках торчали из канавы.
Казак выдернул пику из головы упавшего и осмотрелся. Его товарищи были уже далеко, у самой деревни. На конце пики болтался на обрывке нерва глаз убитого. Казак потряс пикой, но глаз не падал. Казак высвободил ногу из стремени, опустил пику тупым концом в землю и рукой снял глаз — красивый карий глаз. Отбросил его далеко от себя и перекрестился. Лошадь фыркала, уткнув морду в запыленную придорожную траву.
Солнце уже скрылось за горизонтом. Из деревни выехали казачьи разъезды.
Труп фельдфебеля, раскинувшись крестом, лежал поперек дороги. Тело лейтенанта — на краю канавы.
Пленных отводили в тыл.
— Вы солдаты? — спросил казачий офицер одного из русинских гонведов. — Не штатские?
— Солдаты, пан, только нам обмундирование не выдали.
Один из казачьих унтер-офицеров поднял с земли однозарядный «бердль» и показал офицеру патрон. Сказал что-то и сплюнул.
Офицер махнул рукой и, предупредив, что с пленными надо обращаться, как с пленными, приказал отвести их в штаб за горы. Один из казаков привел из деревни молодого русинского крестьянина.
— Этот здешний, — доложил он офицеру.
Парень не боялся русских. Он подошел к лошади офицера.
— Много здесь солдат поблизости?
— Тю, много, в Мункаче.
— А что, народ небось сердится на москалей?
— О, паничку, — слащаво заговорил парень. — Ведьмы тоже русские.
Офицер с презрением посмотрел на него. Затем сказал что-то унтер-офицеру. Пленные двинулись. Один из венгров со слезами на глазах смотрел на трупы. Русинский гонвед сказал офицеру:
— Пан, это офицер…