Реже стали приходить и постоянные заказчики. Кое-кому из них была известна история аквариумного террора, которую им – в качестве забавы – рассказывала Диана. Может, этого-то и не стоило делать, но так уж сложилось: она должна была их как-то привечать и развлекать, разговаривать с ними, приобщая к жизни внутри фирмы и создавая иллюзию единения.
Между тем Диана, я это сразу подметил, тоже улыбалась теперь как-то не так, не как прежде. Исчезли ее очаровательные открытость и доверительность, что так притягивали к ней (помимо красоты). Обычно она была легка в общении, всегда умела поддержать беседу и тонко сгладить заусенцы, без коих, увы, не обходится. Шеф чрезвычайно ценил ее за это и держал Диану в числе самых доверенных лиц, а иногда даже звал ее с собой на всякие важные переговоры.
Трудно сказать, имело ли это к рыбкам какое-то отношение. Между тем они постепенно таяли, вокруг аквариума толпился недоумевающий народ, взирая на все тех же пузастых, раскормленных до неприличия марп.
Рыбок было жаль…
Ну вот. Наконец, как это и должно было случиться, естественный процесс приблизился к своей естественной же развязке: рыб в аквариуме осталось всего лишь две. Две, понимаете?
Дианино же лицо, хотя и отражалось в воде аквариума, среди блестящих пузырьков подкачиваемого в воду кислорода, но уже не золотилось так феерически празднично, как прежде, когда в аквариуме было много разноцветных рыбок, каждая сама как маленький фонарик.
Да и народ заглядывал в холл все реже и реже: не так уж и увлекательно было глазеть на одних марп. Марпы и марпы, усатые хищные морды с базедовыми глазками…
И кто их только сюда запустил?
Кстати, этот вопрос встал сам собой. Оказывается, шеф их не покупал, кто-то просто проявил инициативу, но кто? И не было ли это вполне намеренной диверсией?
Диана мрачнела, как и шеф, все больше. Это и понятно: кто как не она каждый день вынуждена была наблюдать оскудение волшебного царства. И посетителям она уже не рассказывала о том, что приключилось, их это могло только оттолкнуть. Да и зачем им знать?
Суть, впрочем, вовсе не в этом, а в том, что Дианино лицо вскоре и вовсе исчезло. Увы, девушка тоже уволилась, тихо и без всяких объяснений.
В одно из обычных утр, придя в контору пораньше, я застал шефа, одиноко сидевшего возле аквариума: он пригнулся в кресле и, подперев голову руками, пристально смотрел на почти пустой, теперь почему-то даже не подсвечивающийся аквариум с крупными тенями двух оставшихся рыб. Мы оба молча смотрели туда, на аквариум, на воду, на тени, в душе было сумрачно.
Собственно, наша замечательная, раскрученная, успешная фирма фактически больше не существовала. В это трудно было поверить, но так оно и было. Буквально в две недели почти все сотрудники разбежались и все разом рухнуло.
– Они нас съели, – промолвил тихо шеф и поднял на меня свои умные серые глаза. – Ты понимаешь, они съели нас, эти мерзкие рыбы. Они всех нас слопали, в том числе и меня. Я не могу больше работать, у меня нет никаких идей, а главное, нет желаний, я не знаю, для чего все… Не понимаю, как это могло случиться. Не понимаю…
Мы смотрели на аквариум.
Ни телефонных звонков, ни посетителей, ни сотрудников, тишина и только лихорадочный шум города за окном. Даже бедный кот Муня куда-то запропастился – не исключено, что его прихватил кто-то из исчезнувших сотрудников.
Да, это был финиш. Я повернулся и двинулся к выходу.
Дальнейшее было предсказуемо: грохот и звон разбитого стекла…
ПРИЗВАНИЕ
Все-таки призвание – большое дело.
Если человек к чему-то призван, то есть природой (или кем?) отпущено ему нечто, то и жизнь вроде как другая. Смысл там и все такое.
Правда, далеко не всегда просто обрести его, это призвание.
Ненайденное и тем не менее где-то витающее, оно может беспокоить, повергая человека в маету и метания.
Впрочем, Даше (о ней речь) это, кажется, не грозит. Несмотря на молодость, она уже нашла свое. Прирожденная медсестра – так у нее все ладно и естественно получается, без всякого напряжения. Ловко и быстро – приподнять больную, судно подставить, переменить белье, перевернуть, массаж, укол…
Руки замечательные, ласковые и сильные такие. И с больным (сколько их у нее?) не просто легко находит общий язык, но едва ли не близким человеком становится.
"Здравствуйте, Ольга Семеновна, как вы?" – на лисичку похожа (волосы рыженькие, кожа светлая с еле заметными веснушками, глаза серые, в бирюзу), движения вкрадчивые, мягкие. Улыбается застенчиво.
"Сейчас мы с вами будем выздоравливать".
Или: "Что-то вы залежались, пора, пора на поправку".
И больная оживляется, тоже невольно начинает улыбаться и, кто знает, может, действительно верит в выздоровление.
"Даша когда придет?" – спрашивает по нескольку раз на дню, словно от
Даши и впрямь что-то зависит.
Придет, придет…
Ольга Семеновна и вообще такой человек, в ее годы, а главное, в ее состоянии – потрясающая сила воли. Никто не понимает, правда ли она не догадывается про свою болезнь или только делает вид. Болезнь-то не приведи Господь, а главное, все безнадежно: чем дальше, тем хуже…