Рассказы

Во время недолгих привалов все усаживались в кружок, а в середине ставили носилки, на которых неподвижный, с закрытыми глазами возлежал Мокетуббе, и лицо его выражало одновременно блаженство покоя и обреченное предвидение будущих терзаний; тогда ему опять ненадолго надевали туфли. Мальчик с трудом натягивал их на его большие мягкие, отекшие ступни, и на лице Мокетуббе появлялось то грустное, покорное и сосредоточенное выражение, какое бывает у людей, страдающих несварением желудка. Потом все снова пускались в путь. Мокетуббе не шевелился; он лишь покачивался в такт шагам носильщиков и хранил молчание — то ли по неизмеримой своей лени, то ли черпая стойкость в таких высоких добродетелях, как мужество и сила духа. Спустя некоторое время носилки опускали на землю и заглядывали ему в лицо, неподвижное, как у идола, желтое, все в бисеринках пота. И кто-нибудь — Три Корзины или Луи Черника — говорил: «Снимите с него туфли. Почесть ему оказана». Туфли снимали. Лицо Мокетуббе не менялось, только дыхание становилось заметным, — оно вырывалось из его губ с каким-то всхлипывающим звуком; остальные сидели вокруг на корточках и переговаривались с прибывающими разведчиками и вестниками.

— Его все нету?

— Все нету. Он идет на восток. К вечеру доберется до устья Типаха. Тогда повернет назад. Мы его захватим завтра.

— Хорошо бы. И то уж сколько прошло времени.

— Да. Сегодня четвертые сутки.

— Когда умер Дуум, в три дня справились.

— Ну так тот же был старик. А этот молодой.

— Да-а. Бегун он хороший. Если его завтра изловят, я выиграю лошадь.

— Хорошо бы его завтра изловили.

— Да. Неприятная работа.

В этот день на плантации кончилась еда. Гости разошлись по домам и назавтра вернулись с запасами провизии на неделю. И в этот же день Иссетиббеха начал смердеть, и к полудню, когда зной-усилился, ветер стал разносить смрад далеко вверх и вниз по реке. Но негра не поймали ни в этот день, ни в следующий. На шестой день к вечеру явились разведчики и донесли, что на следу негра обнаружена кровь. Он поранил себя.

— Надеюсь, не сильно, — сказал Три Корзины. — Мы не можем послать с Иссетиббехой слугу, от которого ему не будет никакого проку.

— И за которым Иссетиббехе, пожалуй, еще самому придется ухаживать, — сказал Черника.

— Мы не знаем, — сказал разведчик. — Он спрятался. Он уполз обратно в болото. Мы поставили там караульщиков.

Теперь носилки понесли бегом. До того места, где негр скрылся в болоте, было не меньше часа ходьбы. В спешке и волнении они забыли, что на Мокетуббе все еще надеты туфли, и когда достигли болота, то увидели, что он в обмороке. Они сняли с него туфли и привели его в себя.

К тому времени, как стемнело, все болото было оцеплено. Индейцы сидели на корточках, а над ними тучей вились комары и мошки. Вечерняя звезда тускло горела на западе, у самого края неба, и над головой созвездия уже начали свой круговой путь по небосводу.

— Дадим ему время, — сказали индейцы. — Завтра — это только другое имя для сегодня.

— Да. Не будем его торопить. — Они замолкли и вдруг все как один уставились во тьму, туда, где было болото. Немного погодя шум на болоте затих, и вскоре из темноты появился вестник.

— Он пробовал прорваться.

— Но вы его загнали обратно?

— Да. Он повернул назад. Мы было испугались, все трое. Мы его чуяли по запаху, когда он полз в темноте, и чуяли еще что-то, а что — не могли понять. Поэтому мы испугались, но потом он нам объяснил. Он просил, чтобы мы его теперь же убили, потому что на болоте темно и он не увидит лица того, кто к нему подойдет. Но мы чуяли не это, и он нам сказал что. Его ужалила змея. Это было два дня назад. Рана распухла, от нее пошел запах… Но мы не это чуяли, потому что теперь опухоль уже прошла и рука стала маленькая, как у ребенка. Он нам показал. Мы ощупали его руку, все трое, — она была не больше, чем у ребенка. Он просил, чтобы мы дали ему топор, он отрубит себе руку. Но завтра — это то же сегодня.

— Да. Завтра — это сегодня.

— Мы было испугались. Потом он ушел обратно в болото.

— Это Хорошо.

— Да. Мы было испугались. Сказать вождю?

— Я подумаю, — сказал Три Корзины. Он ушел. Вестник присел на корточки и опять стал рассказывать про негра. Три Корзины вернулся. — Вождь говорит, что это хорошо. Возвращайся на свой пост.

Вестник исчез в темноте. Все расселись на корточках вокруг носилок; потом заснули. Около полуночи негр их разбудил. Он вдруг стал кричать и разговаривать сам с собой; голос его громко и четко доносился из мрака. Потом он замолчал. Рассвело; белая цапля, хлопая крыльями, медленно пролетела по желтому небу. Три Корзины уже не спал.

— Теперь пойдем, — сказал он. — Уже наступило сегодня.