Рассказы

— Вы же видите, — сказал врач. — Он ее уже почти ампутировал. Тянуть больше нельзя. И везти его невозможно. Мне понадобится помощь медицинской сестры и эфир — если он, конечно, выдержит наркоз после такого количества виски. Кто-нибудь из вас съездит в город на моей машине. Я позвоню…

— Эфир? — спросил человек на кровати. — Зачем? Вы же говорите, что ее и так почти нет. Еще стаканчик-другой виски да наточить получше секач Джексона, и я бы ее сам отрезал. Давайте. Кончайте с ней.

— Такой боли вы больше не выдержите, — сказал доктор. — Это в вас хмель говорит.

— Ерунда, — возразил тот. — Раз во Франции мы перебегали пшеничное поле, вдруг вижу, лезет на меня из пшеницы пулемет, — думал я перескочить через него — как через жердь, когда тебя подшибить хотят, — да только ничего у меня не вышло. И вот лежу я на земле, а как смеркаться стало, начала она болеть, но тут меня как звизнет по каске — словно по наковальне молотом, и больше я ничего не видел, пока не очнулся. Нас там чуть ли не штабелями складывали под пригорком у полевого госпиталя, да врач ведь не скоро всех обошел, и тут она заболела не приведи бог. А сейчас, когда бутылка-то под рукой, — разве это боль называется? Давайте кончать. Если вам нужна помощь, Стюарт и Раф вам помогут… Джексон, налей.

На этот раз доктор поднял бутыль и поглядел, много ли там осталось.

— Тут целой кварты не хватает, — сказал он. — Если вы с четырех часов дня выпили кварту виски, вы едва ли выдержите наркоз. Ну как сможете терпеть, если я сейчас докончу?

— Кончайте. Я ее искалечил, надо от нее избавиться.

Доктор обвел взглядом остальных — застывшие, похожие друг на друга лица, которые не сводили с него глаз.

— Если бы он был в городе, у меня в больнице, под наблюдением сестры, я бы, наверное, подождал, пока у него пройдет шок, и алкоголь выйдет из организма. Но везти его сейчас нельзя, кровотечение в таком виде я не могу остановить, и если бы у меня даже был эфир или местный наркоз…

— Ерунда, — сказал человек на кровати. — Бог не создал лучшего местного и общего утешения и наркоза, чем этот вот, в бутылке. И нога ведь — не Джексона, не Стюарта, не Рафа, не Ли. Это моя нога. Я начал это дело и имею право покончить с ним, как мне угодно.

Но доктор продолжал смотреть на Джексона.

— Так что, мистер Макколлем? — спросил он. — Вы тут старший.

Но ответил ему Стюарт.

— Да, — сказал он. — Кончайте. Чего вам надо? Горячей воды, наверно?

— Да, — сказал доктор. — И чистых простынь. Найдется у вас большой стол, чтобы перетащить сюда?

— Кухонный стол, — сказал тот, который их встретил у входа. — Мы с ребятами…

— Постой, — сказал человек на кровати. — Ребятам некогда тебе помогать.

— Он снова поглядел на них. — Анс, Люций! — позвал он.

Следователю опять показалось, что они ответили как один:

— Да, отец?

— Нашему гостю, я вижу, не терпится. Отправляйтесь-ка, пожалуй. Да вам и собираться-то нечего, если подумать. Через день-другой получите обмундирование. Возьмите грузовик. Везти вас в Мемфис и гнать грузовик обратно некому — оставьте его в фуражной компании Гейозо, мы за ним потом пошлем. Хорошо бы вам записаться в наш Шестой пехотный, где я служил. Ну, да вряд ли вам так повезет — пойдете, куда пошлют. Да и не важно это, когда ты уже там. Меня в ту пору правительство не обижало, не обидит и вас. Ступайте туда, куда назначат, где вы нужны, и слушайтесь своих сержантов и офицеров, пока не научитесь быть настоящими солдатами. Слушайтесь, но помните, какая у вас фамилия, и никому ничего не спускайте. А теперь идите.

— Постойте! — снова крикнул следователь; он снова встрепенулся, вышел на середину комнаты. — Я возражаю! Мне очень жаль, что с мистером Макколлемом произошел несчастный случай. Мне очень жаль, что получилась такая история. Но теперь от меня ничего не зависит, и от него — тоже. Уклонение от регистрации карается законом, и ордер на арест выдан. Так вы ареста не избежите. Процедура должна быть завершена, — до тех пор ничего предпринимать нельзя. Надо было думать раньше, когда молодые люди скрывались от военного учета. Если мистер Гомболт отказывается их арестовать, я сделаю это сам и сам отвезу молодых людей в Джефферсон, где им предъявят обвинение. И должен предупредить мистера Гомболта, что его привлекут к ответственности за неподчинение суду.

Старый полицейский оглянулся и, нахмурив косматые брови, назидательно, как ребенку, объяснил:

— Неужели вам еще непонятно, что ни вы, ни я никуда сейчас отсюда не выйдем?

— Как? — крикнул следователь. Он обвел взглядом хмурые лица людей, снова разглядывавших его внимательно и отчужденно. — Мне что, угрожают? — закричал он.

— Да на вас никто внимания не обращает, — сказал полицейский. — Вы только помолчите маленько, и ничего с вами не будет, а немного погодя мы сможем вернуться в город.