Рассказы

Всем хорошим во мне я обязан бабушке.

Когда я играл с кем-нибудь в шахматы, бабушка, видя, что я проигрываю, как бы случайно пробегала мимо нас и, спотыкаясь, падала на шахматную доску, раскидывая руками фигуры. После этого мы соглашались с противником на ничью.

Помню, как я уломал бабушку сводить меня на аттракцион «Пещера ужасов». Испугался я только один раз: когда увидел бабушкино лицо – перекошенное от ужаса.

Все, что мне не хотелось есть, я скармливал бабушке.

Когда мне не хотелось котлету, которую клала мне в тарелку мама, я делал бабушке условный знак. Бабушка тут же роняла ложку и лезла за ней под стол. Тогда я натыкал на вилку котлету и совал под стол бабушке. Бабушка зубами её стаскивала с вилки, быстро съедала, и вылезала, отдуваясь, наверх. Долго демонстрировала всем свою ложку и говорила:

– Уф! Нашлась!

– Что-то ты ложку стала часто ронять, – говорила мама. – Совсем ослабла. На-ка тебе ещё котлету!

Часто мы с бабушкой ходили в кино на боевики. Не знаю, нравились ли боевики бабушке, потому что она во время сеансов спала. И только когда стреляли особенно громко, она просыпалась и спрашивала:

– Ну, что? Не всех ещё кокнули?

– Нет, – успокаивал я её. – Спи спокойно, дорогая бабушка!

Помню, как мы играли с бабушкой в футбол. Точней, играл я с ребятами, а бабушка тихонько подкрадывалась за ворота моего противника. И когда я выходил один на один с вратарем, бабушка неожиданно ему говорила:

– Жвачку хочешь?

Вратарь оборачивался – и я забивал гол!

После игры вратарь подходил к бабушке и спрашивал:

– А где обещанная жвачка?

– Да вон в киоске у каперативщиков, – говорила бабушка. – Давай деньжата – я сгоняю.

Когда учительница вызывала моих родителей в школу, я всегда приводил бабушку. Потому что бабушка была глуховата и не слышала, как учительница меня ругает.

– Что она там бормочет?! – громко спрашивала меня бабушка.

– Она меня хвалит! – кричал я бабушке в седое ухо.

Учительница с удивлением замолкала. А потом говорила мне, чтобы в следующий раз я приводил маму.

В следующий раз я, действительно, приводил маму. Но – своей бабушки. То есть – прабабушку.

В отличие от бабушки, моя прабабушка не только плохо слышала, но и плохо видела.

А засыпался я на домашнем сочинении. Было оно на тему «Мое детство». Я его даже не прочел, когда сдавал учительнице. А начиналось мое сочинение, оказывается, так:

"В детстве мне больше всего нравилось собирать цветы и играть в куклы. ещё мне нравилось примерять мамины туфли на высоком каблуке.

А мечта у меня была – стать ткачихой.

Но судьба распорядилась по-другому. Туфли пришлось поменять на кирзовые сапоги. Цветы – на гранаты. А куклы – на пулемет.

Мною лично было подожжено 3 склада, взорвано 2 моста, пущено под откос 4 поезда, подбито 10 немецких машин.

Детство мое было голодное и холодное. Война отняла у меня детство…"

Дальше буквы расплывались, потому что были чем-то закапаны…

Парле ву франсэ?

Я учился в знаменитой школе на углу Жуковского и Маяковского. Учился я в ней не потому, что она знаменита. А она знаменита не потому, что я в ней учился. Знаменита она потому, что в ней учились знаменитости: Инна Варшавская, Станислав Ландграф, Борис Смолкин, Кирилл Набутов, Даниил Мишин, Александр Невзоров и другие артисты. И ещё какой-то знаменитый дирижер, не помню, правда, его фамилию и чем он дирижировал.

Знаменита эта школа и тем, что она – с французским уклоном.

Я же учился в ней потому, что она стояла рядом с нашим домом. Если бы не это рядовое обстоятельство, родители ни за что бы меня в нее не отдали. Они считали, что из школы с уклоном выходят дети со сдвигом.

Когда меня спрашивают, говорю ли я по-французски, я отвечаю, что говорю, но только с теми, кто учился в этой школе.

Помню, как учительница велела мне перевести выражение «арт-абстрэ» (абстрактное искусство). Я перевел:

– Артобстрел.

– Тройка, – сказала учительница. – По смыслу правильно.

Несмотря на плохие оценки по французскому языку, мои родители думали, что я учусь хорошо, так как время от времени в моем дневнике появлялась запись учительницы: «Болтал на французском».

Однажды нам объявили, что в нашу школу едет делегация французских школьников.

Когда делегация приехала, мы удивились, что французские школьники такие старые. Им было лет по двадцать. Мы даже подумали, что это – делегация французских второгодников.

Но оказалось, что это были учащиеся Эколь нормаль (Нормальной школы). Так у них называется институт.

Накануне приезда делегации учительница нам сказала:

– Вам дается уникальная возможность поговорить с живыми французами.

Можно было подумать, что до этого мы говорили с мертвыми.

Французы оказались действительно живыми. Даже слишком. Если бы мы так шумели, учительница сразу бы сделала нам замечание. «Что за восточный базар?!» – закричала бы она ещё громче, чем мы.

Но это был не восточный базар, а западный. И поэтому учительница только улыбалась впервые накрашенными губами.

Мы же молчали, как партизаны на допросе. Хотя учительница шептала нам одним углом рта: «Сейчас же начинайте с ними о чем-нибудь говорить!»