Даже не задумавшись над этим вопросом, Дерек взял фотоаппарат и нажал кнопку, прокручивая назад последние сделанные снимки. Он перескочил слишком далеко, и ему пришлось прокрутить вперед серию фотографий, сделанных в День матери: Джина с мамой разворачивают подарки, едят блюда из салат-бара. Нахлынула печаль, острая и болезненная, принеся с собой организационные и практические проблемы, а также воспоминания. Затем он пролистал личные фотографии и наконец-то добрался до фотографий из пустыни. Заправочная станция. Офис. Задняя комната. На стуле сидит ребенок, темнокожий, почти голый мальчик, по-видимому, умерший от недоедания. И последний кадр: мальчик исчезает, Джина занимает его место, обе фигуры нематериальные, почти прозрачные.
Дерек уставился на маленький экран фотоаппарата, пытаясь понять, что происходит в кадре. Насколько он мог судить, мертвая Джина начала появляться на стуле в то время, когда настоящая Джина была жива и фотографировала происходящее. Он понятия не имел, как такое возможно и что это значит, но больше она не сделала ни одного снимка. Что бы с ней ни случилось, это случилось именно во время кадра или сразу после него. Он посмотрел на тело, лежащее на земле с вытянутой рукой. Должно быть, она что-то увидела, потому что после того, как ее ударили или каким-то другим образом вырубили, она все равно пыталась дотянуться до упавшего фотоаппарата. Ее последним поступком была попытка сделать снимок, а он всегда принижал ее страсть к фотографированию, и теперь за это его переполняло чувство вины.
Его взгляд упал на участок стены, который напоминал лицо. Странный лик выглядел точно так же, как и раньше: сочетание трухлявого дерева, теней и плесени создавало пугающе пронзительную гримасу. Только с этого ракурса казалось, что черные глаза смотрят прямо на него с выражением, которое могло быть и гневом, а могло быть и голодом.
Он хотел снести это здание, хотел вернуться с гребаным бульдозером и сравнять его с землей. Он даже подумывал сбегать к машине, достать из багажника монтировку, вернуться и разломать стул, содрать лицо, лупить по стенам, отрывать доски - по возможности разрушить как можно больше этой комнаты.
Но он этого не сделал. Вместо этого он посмотрел на тела своей жены, пытаясь прочесть выражение, запечатленное на обоих лицах. Она умерла мгновенно, решил он, и из-за этого после смерти на лицах не было никаких специфических эмоций. Язык тела сказал ему больше. Сидящая Джина казалась зачарованной, словно видела или слышала что-то совершенно завораживающее. Джина, лежащая на полу и тянущаяся к фотоаппарату, выглядела отчаявшейся, пытаясь запечатлеть что-то жизненно важное. Ни одна из них, казалось, не испытывала боли. Но несмотря на то, что его жена не умерла в муках, ее больше нет, и он, по всей видимости, никогда не узнает, почему это произошло и как.
Он подошел к лицу на стене и плюнул в него.
С такого близкого расстояния оно даже не напоминало лицо. По отдельности его составляющие выглядели так, как они и должны выглядеть: труха и плесень, тени и текстура. Но на самом деле все было не так, как казалось. Он взглянул на перевернутый стул в углу, затем подошел к нему, поднял и снова поставил точно на то же место, где он стоял раньше.
Он должен убраться отсюда, вернуться к цивилизации, позвонить в полицию, готовиться к похоронам. Но он посмотрел на двух Джин и понял, что не может уехать. Неважно, как сильно он ненавидел это место. Неважно, насколько он был напуган.
Как и она, он должен все узнать.
Сделав глубокий вдох, он сел на стул.
И стал ждать.