Рассказы

Однажды я сидел в гостиной Гранд-отеля. Это было еще до землетрясения, и там стояли кожаные кресла. Из окон открывался вид на просторную, оживленную гавань. Тут были огромные пассажирские пароходы, направляющиеся в Ванкувер и Сан-Франциско, либо через Шанхай, Гонконг и Сингапур — в Европу; грузовые суда под флагами всех стран, потрепанные бурями и непогодой; джонки с высокой кормой и большими разноцветными парусами и бесчисленные сампаны. Жизнь кипела ключом, и однако бог весть почему зрелище это успокаивало душу. Тут была романтика: казалось, стоит протянуть руку — и коснешься ее.

Скоро в гостиной появился Бартон. Заметив меня, он подошел и сел рядом.

— Не выпить ли нам по стаканчику?

Он хлопнул в ладоши, подзывая слугу, и спросил два коктейля. Когда слуга возвратился с подносом, по улице прошел один мой знакомый и, увидев меня в окно, помахал рукой. Я кивнул ему.

— Вы знакомы с Тернером? — спросил Бартон.

— Мы познакомились в клубе. Мне говорили, что он вынужден был покинуть Англию и живет на деньги, которые ему присылают из дому.

— Да, похоже на то. Здесь таких очень много.

— Он недурно играет в бридж.

— Как все они. Тут был один в прошлом году, как ни странно, мой однофамилец, — лучшего игрока я в жизни не встречал. В Лондоне вы вряд ли с ним сталкивались. Он называл себя Ленни Бартон. Вероятно, был раньше членом какого-нибудь аристократического клуба.

— Не припомню такого имени.

— Замечательный был игрок. Какое-то особое чутье на карты. Даже страшновато. Я часто с ним играл. Он некоторое время прожил в Кобе.

Бартон отпил глоток вина.

— Забавная история, — сказал он. — Этот мой однофамилец был неплохой малый. Мне он нравился. Всегда хорошо одет, настоящий франт. Даже красив на свой лад — такой белолицый, румяный, волосы вьются. Женщины на него заглядывались. Он был безвредный, знаете, просто повеса. Пил, конечно, больше, чем надо. Такие всегда сильно пьют. Раз в три месяца он получал немного денег да кое-что выигрывал в карты. У меня по крайней мере он выиграл немало.

Бартон добродушно усмехнулся. Я знал по опыту, что он умел проигрывать не поморщившись. Он погладил чисто выбритый подбородок худой, почти прозрачной рукой со вздувшимися венами.

— Наверно, поэтому он и пришел ко мне, когда остался без гроша, да еще может быть потому, что мы с ним были однофамильцы. В один прекрасный день приходит он ко мне в контору и просит взять его на службу. Я удивился. Он объяснил, что больше не получает денег из дому и ему нужна работа. Я спросил, сколько ему лет.

— Тридцать пять.

— А до сих пор чем вы занимались?

— Да ничем, в сущности. Я не удержался от смеха.

— Боюсь, — говорю, — что пока я ничем не могу вам помочь. Приходите еще через тридцать пять лет, тогда посмотрим.

Он не шелохнулся. Побледнел. Постоял в нерешительности и, наконец, объяснил, что последнее время ему очень не везло в карты. Вечно играть в один только бридж не хотелось, он перешел на покер и проигрался в пух и прах. У него не осталось ни гроша. Он заложил все, что имел. Нечем заплатить по счету в отеле, и в долг больше не верят. Он нищий. Если он не найдет какой-нибудь работы, ему останется только покончить с собой.

Минуту-другую я разглядывал его. И понял, что малому крышка. Видно, последнее время он пил больше обычного, и теперь ему можно было дать все пятьдесят. Женщины уже не восхищались бы им, если б видели его в эту минуту.

— А все-таки, — спросил я, — умеете вы делать еще что-нибудь, кроме как играть в карты?

— Я умею плавать.

Я едва верил своим ушам: экая глупость!

— В университете я был чемпионом по плаванью.

Тут я начал понимать, куда он клонит. Но я встречал слишком много людей, которые в студенческие годы были кумирами своих однокашников, и это не внушало мне особого почтения.

— Я и сам в молодости был недурным пловцом, — сказал я.

И вдруг меня осенило.

Прервав свой рассказ, Бартон неожиданно спросил:

— Вы хорошо знаете Кобе?

— Нет, — сказал я, — останавливался там как-то проездом, но только на одну ночь.

— Тогда вы не знаете Шиойя-клуб. В молодости я проплывал оттуда вокруг маяка до устья ручья Та-руми. Это свыше трех миль, и задача нелегкая, потому что я огибал маяк, а там очень сильное течение. Ну, я рассказал об этом своему тезке и обещал, что если он проплывет там — я возьму его на службу.

Вижу, он растерялся.

— Вы же сказали, что вы хороший пловец, — говорю.

— Но я сейчас немного не в форме.

Я ничего не. сказал, только пожал плечами. Он посмотрел, посмотрел на меня — и кивнул.

— Согласен, — говорит. — Когда мне плыть?

Я поглядел на часы. Было начало одиннадцатого.

— У вас уйдет на это примерно час с четвертью, может быть, чуть больше. Я подъеду к ручью в половине первого и встречу вас. Потом отвезу назад в клуб, вы переоденетесь, и вместе позавтракаем.

— Ладно.

Мы пожали друг другу руки, я пожелал ему успеха, и он ушел. В то утро у меня была куча работы, и я еле поспел к половине первого к устью Таруми. Но напрасно я спешил: мой тезка так и не явился.

— Струсил в последнюю минуту? — спросил я.