Рассказы

Вы бы слышали, с каким ледяным презрением это было сказано. Я почувствовал, что бледнею, а на моем лице не было румян, чтобы скрыть бледность. Я ответил, что считал своим долгом выяснить имя умершего и сообщить о его смерти родным.

— Ясно, — сказала она и взглядом дала понять, что наша беседа окончена. Она ожидала, что я поднимусь и уйду. Но я не уходил. Мне хотелось хоть немного отыграться. И я стал рассказывать о том, как я получил известие из соседнего города, как поехал туда и что там нашел. Описал все и, помедлив, прибавил, что в последние минуты его жизни возле него была только нищая китаянка.

Вдруг отворилась дверь. Я обернулся, леди Кастеллан тоже. В комнату вошел мужчина средних лет и, увидев меня, остановился.

— Прости, — заговорил он, — я не знал, что у тебя гость.

— Не уходи, — сказала она. И едва он приблизился, представила нас друг другу. — Мистер Лоу — мой муж.

Лорд Кастеллан кивнул мне.

— Я только хотел спросить тебя… — начал было он, но тут взгляд его упал на портсигар, который все еще лежал на ладони леди Кастеллан. Не знаю, заметила ли она вопрос в его глазах или нет. Но она улыбнулась ему легкой дружеской улыбкой. Да, эта женщина бесподобно владела собой.

— Мистер Лоу приехал из Малайи. Джек Алмонд умер — и вот оставил мне портсигар.

— В самом деле, — произнес лорд Кастеллан, — Когда же он умер?

— С полгода назад, — ответил я. Леди Кастеллан встала.

— Не буду вас дольше задерживать. У вас, вероятно, много дел. Вы исполнили последнюю волю Джека — я вам так за это благодарна.

— Положение в Малайе неважное, я слышал, — заметил лорд Кастеллан.

Мы обменялись рукопожатием, и леди Кастеллан позвонила.

— Вы еще побудете в Лондоне? — обратилась она ко мне, когда я уже был на пороге. — У нас на той неделе небольшой вечер. Приезжайте к нам.

— Я не один, со мной здесь жена.

— Чудесно, я пошлю вам приглашение.

Минуту спустя я вышел на улицу. Мне хотелось побыть одному. Я был ошеломлен. Как только с уст ее сорвалось его имя, я вспомнил. Так это был Джек Алмонд. Этот жалкий нищий, умерший с голоду в китайской лачуге, — Джек Алмонд! А ведь я его хорошо знал. Но разве могло прийти мне в голову, что это он. Мы не раз обедали с ним за одним столом, вместе сиживали за картами, играли в теннис. Он умирал у меня под боком, а я ничего не знал! Хоть бы он послал за мной, уж я бы сделал что-нибудь для него. Я вошел в Сент-Джеймский парк и сел на скамейку. Мне надо было хорошенько подумать.

Я понимал, что так потрясло Лоу. Я сам был потрясен не менее, — услыхав имя этого бездомного бродяги. Как ни странно, и я его знал. Мы не были на короткой ноге, но встречались у общих знакомых в Лондоне и в загородных поместьях, где вместе проводили субботние вечера и воскресенья. Много лет я ни разу не вспоминал о нем, и только этим можно объяснить мою недогадливость. Его имя, как молния, озарило память. Вот почему он бросил службу, которую так- любил! В те годы, сразу после войны, я многих знавал в министерстве иностранных дел, и Джек Ал-монд считался самым талантливым среди молодых. Он мог надеяться на высшие дипломатические посты. Конечно, на все нужно время. И поэтому, когда он, отказавшись от блестящей, карьеры, поступил в какое-то коммерческое предприятие и уехал на Дальний Восток, все сочли это непростительной глупостью. Друзья всячески отговаривали его. Он ответил, что у него расстроено состояние, а на одно жалованье жить невозможно. Этому плохо верилось, уж как-нибудь можно было протянуть, пока дела не поправятся.

Я хорошо помню, как он выглядел в то время. Он был высокого роста, прекрасно сложен. Одевался с шиком, что при его молодости только шло ему. У него были блестящие черные волосы, всегда аккуратно причесанные, синие глаза, очень длинные ресницы и замечательно свежий цвет лица. Он был само здоровье. Веселый, остроумный, он был всегда душой общества. Я не знал более обаятельного человека. Обаяние — опасное свойство. Те, у кого оно есть, нередко считают, что одного этого вполне достаточно, чтобы прожить жизнь. Им поэтому всегда надо быть начеку, чтобы не поддаться таким рассуждениям. Но у Джека Алмонда обаятельность была проявлением его богато одаренной натуры. Он очаровывал, потому что был очарователен. В нем не было ни капли самомнения. Он превосходно знал языки, по-французски и по-немецки говорил без малейшего акцента; манеры его были безупречны. Вы так и видели его послом в какой-нибудь стране, блестяще играющим свою роль. Он покорял всех, и не удивительно, что леди Кастеллан так сильно увлеклась им. Воображение мое разыгралось. Есть ли что более трогательное, чем юная любовь! Прогулки по парку теплыми весенними вечерами. Танцы, когда он держал ее в объятиях. Прелесть тайны, понятной только двоим, когда они обменивались взглядами за Столом во время обедов. Торопливые, полные опасности свидания, ради которых стоило рисковать всем — когда влюбленные где-нибудь в условленном месте, известном только им одним, оставались вдвоем и забывали обо всем мире. Они вкушали вино блаженства.