Рассказы

И все-таки я приступил к замерам, но был пойман с поличным и в наказание изгнан из Проекта. Меня вышвырнули оттуда пинком под зад, сказав: если на улице безопасно, значит, ты вполне можешь жить там, а потом вернуться и поведать о своем безопасном житье-бытье. Но при этом дали понять, что застрелят меня, если я сунусь обратно, поскольку я принесу н себе смертельную радиацию. — Он горько усмехнулся. — Все вывернули по-своему… Но снаружи и впрямь безопасно, и я — живое тому подтверждение. Я провел там пять месяцев и мало-помалу пришел к выводу, что надо рассказать об этом всем, поведать человечеству, что оно может снова обрести свой мир. Но возвратиться в родной Проект я не осмелился, вот и пришел сюда.

Он умолк и допил кофе — мою обеденную порцию, — после чего продолжал:

— Но я не мог просто войти и объявить, что прибыл с улицы. Человеку свойственна первобытная неприязнь к чужакам, поэтому я пробрался в ваш Проект тайком и вот уже два месяца брожу по нему, беседуя с людьми, стараясь заронить в души сомнение в том, что снаружи нас подстерегает смертельная опасность. Надеюсь, что хоть некоторые из моих собеседников начали задаваться вопросами, как я когда-то.

Два месяца! Этот лазутчик говорит, что лазил по Проекту два месяца, прежде чем его обнаружили! О таком мне слышать ещё не доводилось и, надеюсь, больше никогда не доведется.

— И до сегодняшнего дня все было хорошо, — продолжал лазутчик. — Но сегодня я брякнул что-то не то, и мой собеседник закричал: «Караул! Тут шпион!» — Он хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. — А ведь я никакой не шпион! И на улице действительно безопасно! — Лазутчик горящими глазами уставился на окно. — Зачем вам эти занавески?

— Окно сломалось, — объяснил я. — Заклинило в положении «полная прозрачность».

— Полная прозрачность? Прекрасно! — Он вскочил, стремительно подошел к окну и сорвал шторы.

В комнату хлынул солнечный свет. Я отпрянул и поспешно повернулся спиной к окну.

— Идите сюда! — гаркнул лазутчик. Я не пошевелился, и тогда он злобно прорычал: — Идите, или, клянусь вам, я буду стрелять!

Он и впрямь был готов выстрелить: я понял это по его тону. Меня пробрала дрожь. Я встал, прищурился и робко шагнул к окну.

— Посмотрите туда, — велел лазутчик.

Я посмотрел. Меня охватили ужас и дурнота, голова пошла кругом.

За окном простиралась пустыня, залитая ярким сиянием. Синева, далекий горизонт, а внизу — серый шлак.

— Видите? — сердито спросил лазутчик. — Мы высоко, но приглядитесь. Видите зелень? Знаете, что это значит? Там опять появились растения! Пока их немного, но они уже возрождаются. Уровень радиации понизился, и растения ожили.

О, эта сила внушения! Да ещё обостренная восприимчивость и страх: ведь рядом со мной был вооруженный человек, а за окном простиралось зияющее, слепившее глаза ничто. В общем, мне даже показалось, что я и впрямь вижу зеленые крапинки.

— Ну, разглядели? — спросил лазутчик.

— Погодите, — сказал я и подался поближе к окну, хотя мое естество упорно тянуло меня в противоположную сторону. — Да! Да, вижу! Действительно зелень!

Лазутчик испустил долгий вздох, исполненный муки и благодарности.

— Значит, теперь вы знаете, что я говорю правду. Там безопасно.

Моя уловка сработала: лазутчик впервые утратил бдительность. Я вихрем ринулся на него и заломил ему руку. Лазутчик вскрикнул и выронил пистолет. Я провел прием классической борьбы, затем развернулся, присел и приемом дзюдо перебросил лазутчика через себя, припечатав его к полу. И, наконец, ударил его указательным пальцем в хорошо известную мне точку на шее. Это было уже карате. Кровь в жилах лазутчика остановилась.

Военные кончили допрашивать меня только в три пополудни, и я опоздал к Линде на пять часов. Армия разделяла мою уверенность в том, что лазутчик действительно был лазутчиком и, вероятно, сошел с ума, когда его обложили в лифте. А снаружи, как заверили меня военные, по-прежнему опасно. И лазутчик лгал, говоря, будто провел у нас два месяца. На самом деле — не больше двух суток. А ещё военные сказали, что нашли защищенную от излучения тележку, на которой приехал лазутчик и на которой намеревался вернуться в свой проект, разнюхав все о наших оборонительных порядках.

Хотя у меня была самая уважительная под этой крышей причина для опоздания, Линда не простила мне неявку на утреннюю встречу и отвергла мое брачное предложение в весьма пространной речи, изобиловавшей описательными терминами.

Но я с немалым изумлением и облегчением обнаружил, что мое разбитое сердце срослось довольно быстро. Исцелению способствовало то обстоятельство, что, когда по Проекту разнеслась весть о моем героическом деянии, чуть ли не все наши девушки тотчас начали искать близкого знакомства со мной. Разумеется, среди них была и юная декольтированная дама из транзитной службы. Ведь я, как-никак, оказался героем!

Меня даже наградили медалью.

Перевод: А. Шаров

Не трясите фамильное древо