— У женщин нет никаких прав, Дон. Только те, которые нам с мнимым великодушием дарят мужчины. Они агрессивнее и сильнее нас, они правят миром. Когда их постигнет очередной кризис, наши так называемые права развеются, будто дым, — вот как этот дым. Мы станем тем, чем были всегда: собственностью. И все беды станут валить на наше «освобождение», как в эпоху упадка Рима. Вот увидите.
Она произнесла эту тираду скучным тоном человека, уверенного в своей правоте. В последний раз я слышал подобный тон, когда один мой знакомый объяснял, зачем ему понадобилось хранить в ящиках своего письменного стола мертвых голубей.
— Ну, что вы. Вы и ваши друзья — это оплот системы, стоит вам уволиться, страна мгновенно развалится.
В ответ она даже не улыбнулась.
— Это фантазия. — Ее голос звучал по-прежнему спокойно. — Женщины действуют совсем не так. Наш мир… беззуб, — Она огляделась по сторонам, словно желая закончить разговор. — Женщины просто хотят выжить. Вот потому мы живем в одиночку и парами, забившись в щели вашего мира машин.
— Похоже на план герильи, — произнес я без тени иронии, явно неуместной здесь, на лежбище аллигаторов. Даже подумал, не чересчур ли я много рассуждал о разных стволах цвета красного дерева.
— В герильях есть что-то внушающее надежду. — Она неожиданно улыбается весело и открыто. — Вспомните об опоссумах, Дон. Вам известно, что опоссумы способны жить где угодно? Даже в Нью-Йорке.
Я улыбнулся ей в ответ, но по шее побежали мурашки. А я-то думал, что это у меня приступы паранойи.
— Не надо противопоставлять мужчин и женщин, Рут, Различия между полами не столь велики. Женщины способны делать все то же, что и мужчины.
— Неужели? — Наши взгляды встретились, но мне показалось, будто сквозь дождь она видит разделяющие нас призраки. Она пробормотала что-то вроде «Ми Лай» и отвернулась. — Все эти бесконечные войны…, — теперь она говорила шепотом, — все гигантские авторитарные организации для исполнения нереальных планов. Мужчины живут для борьбы друг с другом, и мы — лишь часть поля битвы. И так будет продолжаться вечно, если мир не изменится целиком. Я иногда мечтаю улететь отсюда… — Она осеклась и тут же резко оборвала себя. — Простите меня, Дон. Глупо, наверное, говорить все это.
— Мужчины тоже ненавидят войны, Рут, — как можно более мягко проговорил я.
— Я знаю. — Она пожимает плечами и встает. — Но это уж ваши проблемы, верно?
Конец беседы. Отныне миссис Парсонс даже не живет в одном мире со мной.
Я следил за тем, как беспокойно она расхаживает, все время поглядывая на развалины. Подобное отчуждение — вполне сопоставимо с мертвыми голубями, и это уже проблема для санитарных служб. Оно может заставить поверить любому шарлатану, пообещавшему изменить мир. Если один из таких «изменителей» действительно обосновался в том лагере, что мы видели ночью, откуда теперь Рут не может глаз отвести, это может стать серьезной проблемой для меня.
Ерунда. Я меняю позу и вижу, что перед заходом солнца небо почти очистилось. Ветер тоже стихает. Безумием было бы полагать, что эта маленькая женщина решилась действовать в здешних болотах, повинуясь лишь собственной фантазии. Но странный аппарат, прилетавший прошлой ночью, не был фантазией. Если эти парни как-то связаны с ней, то я помеха на их пути. А место тут как нельзя лучше, чтобы избавиться от тела без следа. А, может быть, один из «геваристов» тоже принадлежит к весьма достойному типу людей?
Абсурд, Честное слово, абсурд. Но еще абсурднее вернуться с войны целым и невредимым и позволить прикончить себя на рыбалке дружку свихнувшейся библиотекарши.
Где-то внизу с силой подпрыгнула и шлепнулась рыба. Рут поворачивается так стремительно, что сбивается серапе.
— Лучше я сейчас разожгу огонь, — говорит она, продолжая всматриваться и прислушиваться.
Ладно, контрольный вопрос.
— Вы кого-то ждете?
В точку. Она замирает, глаза останавливаются на моем лице так картинно, будто в немом фильме с титром «испуг». Наконец, она решается улыбнуться.
— Тут ничего не скажешь заранее. — Она диковато рассмеялась, взгляд так и не изменился. — Пойду… еще наберу плавника.
Она просто кидается в кусты.
Теперь уж никто, параноик он или нет, не назвал бы это нормальной реакцией.
Рут Парсонс или психопатка, или уверена, будто что-то непременно случится — в любом случае, ко мне это не относится. Выходит, я ее напрасно спугнул.
Хорошо, пускай себе съезжает с ума. Я тоже могу ошибаться, но есть ошибки, которые сходят с рук всего лишь раз в жизни. Я нехотя расстегиваю поясную сумку, говоря себе, что если я все правильно рассудил, у меня остается один-единственный выход — принять чего-нибудь от боли в ноге и бежать куда глаза глядят от миссис Рут Парсонс, прежде чем прибудут те, кого она дожидается.