Защитник сел на стул и, подперев рукой голову, уставился на прокурора.
— Ваша честь, уважаемые участники процесса, принимая во внимание тяжесть совершенных обвиняемым преступлений, я настаиваю на высшей мере наказания. У меня тоже все, — прокурор закончил свою непродолжительную речь и сел на краешек стула.
— Подсудимый, вам предоставляется последнее слово, — обратился судья к обвиняемому.
— Мне нечего сказать, — тихо ответил он и прикрыл лицо руками.
— Да скажи им! — выкрикнул адвокат, — как это нечего?! Скажи, как есть! Что ты, как не знаю кто?
Подсудимый лишь молча покачал головой.
— Объявляется приговор! — судья поправил очки и открыл папку, — в ходе судебного разбирательства было установлено, что подсудимый, действительно, является причастным к совершенным преступлениям. Поэтому признается виновным по статьям: преступная халатность и оставление в опасности. Учитывая то, что его бездействие привело к огромному количеству жертв, он приговаривается к высшей мере наказания, а именно — к отстранению от занимаемой должности с лишением всех прав и привилегий. Суд принял во внимание то, что подсудимый сам явился с повинной, учел все заслуги на его месте работы и положительные характеристики коллег, и постановил заменить высшую меру наказания на более мягкую. Итак, осужденный приговаривается к исправительным работам на том же месте работы пожизненно, с испытательным сроком в вечность, — судья захлопнул папку, — заседание объявляется законченным.
— Ты знаешь, я себе судный день как-то по другому представлял, — Дьявол открыл клетку и, зайдя внутрь, присел рядом с Богом на скамейку. В пустом зале его слова разнеслись гулким эхом.
— Я тоже, но потом решил, что так будет справедливо. Я это все затеял, мне и расхлебывать, люди тут не при чем. Поэтому они и должны судить меня. Что я сделал правильно, а что нет.
— Ну и дурак, — усмехнулся Дьявол, — ты думал, они тут рассыпятся в благодарностях? Ага, конечно… Держи карман шире! Это ж люди! Неблагодарные создания, каких свет не видывал! На что ты надеялся то?
— На них надеялся. Может, еще не все потеряно, а? Может еще можно что-то исправить в их головах, как думаешь?
— Ну точно дурак! Наивный, глупый, старый дурак!
— Я может и дурак, а из тебя адвокат вообще никакой, — Бог похлопал Дьявола по плечу и, встав со скамейки, вышел из клетки.
Штурм
Бетонная стена, к которой прижался Василий, выстрелила в его лицо очередью маленьких осколков.
— Ах ты ж, чтоб тебя! — ругнулся он, вытирая кровь со щеки, — ты смотри на них — стреляют, гады! Колька, а ну, шмальни-ка в их сторону.
Молодой красноармеец Николай Григорчук почти всю войну прожил под оккупацией. Когда фашисты захватили его родной Харьков, он ушел в партизаны, где и дождался солдат Красной Армии. Затем были проверки и допросы, но желание молодого человека отомстить за своих погибших друзей, пересилило все неурядицы и он был зачислен в ряды одного из соединений, продолжавших наступление. Он сразу сдружился с Василием. Точнее, Василий сам принял под свое крыло молодого паренька, чем-то неуловимо напоминавшего его сына, которого он не видел уже года три. Что с ним, где он — никакой информации не было с тех пор, как жена в одном из писем написала, что сын Сережка ушел добровольцем на фронт, несмотря на все наказы отца оставаться с матерью. Видимо он, как и многие его друзья, тоже накинули себе по паре лет, сказав военкому, что ему уже есть восемнадцать.
— Вась, ты гляди-ка! Это что, этот самый что-ли? — спросил лежащий, у угла полуразрушенного здания, Федор Богданович. Коренной минчанин, он встретил войну в своем родном городе, после чего пришлось отступать со всеми до самой Москвы. Но ни на минуту он не сомневался в том, что когда-нибудь он вернется в Минск и выгонит захватчиков из своего родного города.
— Кто? — Василий подполз к нему и аккуратно выглянул из-за угла.
— Ну, Рейхстаг или как его там? Где Гитлер сидит!
— Он самый, Федька, он самый. Дошли! — он похлопал Федора по плечу и отполз обратно, — сегодня-завтра будем там. Авось, и самого Гитлера этого в плен возьмем. Дадут нам сразу по звезде…
Фонтанчики от пуль снова пробежались по, уже и так выщербленной стене, к которой прижимались трое солдат. С одной стороны стена, с другой — обломки зданий, создавали небольшое углубление, которое могло хоть как-то обезопасить их от шальной пули.
— Твою ж… Колька! Ты чего там притих?
— Страшно, дядь Вась, — Николай прижался к стене и, обхватив винтовку двумя руками, смотрел на своего сослуживца, — сколько мы сюда шли — страшно не было, а сейчас страшно. Вроде как и конец уже скоро. До Берлина дошли, а помирать не хочется.
— А кто ж тебя помирать то заставляет, дурачок? — негромко рассмеялся Василий, — чуть-чуть потерпеть осталось. Ты это брось! Вон, за углом через площадь Рейхстаг уже! Соображаешь? Ну-ка перестань тут сопли разводить!
Николай кивнул и еще крепче сжал винтовку.
— Сейчас дождемся подкрепления и будем атаковать. Последний раз, Колька, представляешь? Всё! Конец! Один разок поднатужиться осталось, а потом…